Неточные совпадения
Александра Михайловна подошла к Андрею Ивановичу и, поколебавшись, поцеловала его в
голову: она не
была уверена, в настолько ли хорошем расположении Андрей Иванович, чтобы позволить ей это.
Андрей Иванович сидел у стола, положив кудлатую
голову на руку и устремив блестящие глаза в окно. Он
был поражен настойчивостью Александры Михайловны: раньше она никогда не посмела бы спорить с ним так упорно; она пытается уйти из-под его власти, и он знает, чье тут влияние; но это ей не удастся, и он сумеет удержать Александру Михайловну в повиновении. Однако, чтоб не давать ей вперед почвы для попреков, Андрей Иванович решил, что с этого дня постарается как можно меньше тратить на самого себя.
Они
выпили уже по четыре стакана. У Андрея Ивановича слегка затуманилось в
голове и на душе стало тепло. Он с довольной улыбкой оглядывал посетителей, и все казались ему приятными и симпатичными.
Взгляды присутствующих обратились на него. Захаров
пел с чувствительным дрожанием и медленно поводил закинутою
головою. Подошел отставной чиновник, худой, с жидкой бородкою и красными, мягко смотрящими глазами. Он умиленно сказал...
Захаров
выпил стакан портеру, рванул струны, — они заныли, зазвенели, и задорно-веселая песня полилась. Чиновник раскачивал в такт
головою, моргал и с блаженной улыбкою оглядывал слушателей. Ляхов поднялся с места и, подперев бока, притоптывал ногами.
Она
была вяла и апатична. Тупо оглядывая окружающих, она рассказывала, как бил ее Андрей Иванович, как он впился ей ногтями в нос и рвал его, а другой рукою закручивал волосы, чтоб заставить ее отдать все деньги… Хозяйка вздыхала и жалостливо качала
головою. Елизавета Алексеевна, сдвинув брови, мрачно смотрела в угол. Дунька слушала жадно, с блестящими от любопытства глазами, словно ей рассказывали интересную и страшную сказку.
— Ну, во-от!.. — разочарованно протянул Андрей Иванович. — Что же мне, не одному же
пить! Маленькая не вредит, — что вы?
Выпьем по одной! Ром хороший, рублевый, — он проясняет
голову.
— Почему? Потому что жизнь такая! — Андрей Иванович вздохнул, положил
голову на руки, и лицо его омрачилось. — Как вы скажете, отчего люди
пьют? От разврата? Это могут думать только в аристократии, в высших классах. Люди
пьют от горя, от дум… Работает человек всю неделю, потом начнет думать; хочется всякий вопрос разобрать по основным мотивам, что? как? для чего?… Куда от этих дум деться? А
выпьешь рюмочку-другую, и легче станет на душе.
Вьются песенки цыган,
Прикрывая свой обман,
За стаканом
пьют стакан,
В
голове — туман…
— Конечно, туман! Когда
пьют, тогда в
голове становится туман.
После веселого романса сестры
спели несколько грустных песен.
Головы кружились от выпитого пива, и на душе у всех стало тихо, нежно.
Ляхов продолжал
пить стакан за стаканом, рюмку за рюмкой; он вообще
пил всегда очень быстрым темпом. Лицо его становилось бледнее, глаза блестели. Несколько раз он уже оглядел Катерину Андреевну загадочным взглядом. Сестры кончили
петь «Мой костер в тумане светит». Ляхов вдруг поднял
голову и громко сказал...
На следующий день Андрей Иванович пришел в мастерскую угрюмый и злой: хоть он и опохмелился, но в
голове было тяжело, его тошнило, и одышка стала сильнее. Он достал из своей шалфатки неоконченную работу и вяло принялся за нее.
Андрей Иванович пролежал больной с неделю. Ему заложило грудь, в левом боку появились боли; при кашле стала выделяться кровь. День шел за днем, а Андрей Иванович все не мог освоиться с тем, что произошло: его, Андрея Ивановича, при всей мастерской отхлестали по щекам, как мальчишку, — и кто совершил это? Его давнишний друг, товарищ! И этот друг знал, что он болен и не в силах защититься! Андрей Иванович
был готов биться
головою об стену от ярости и негодования на Ляхова.
Ляхова хозяин не прогонит — это Андрей Иванович понял сразу; и его первым решением
было — сейчас же уйти самому; теперь новая, мучительная мысль пришла ему в
голову: да ведь его уход для хозяина вовсе не страшен, напротив, хозяин
будет очень рад избавиться от него!..
На темной улице
было пустынно и тихо. Чуть таяло. Андрей Иванович задумчиво шел. Он хорошо заметил, как Ляхов испугался его угрозы. И ему
было странно, как это ему до сих пор не пришла в
голову мысль о таком исходе. Конечно, он так и поступит: напьется, придет в мастерскую и на глазах у всех изобьет Ляхова до полусмерти; когда же хозяин вознегодует, то Андрей Иванович удивленно ответит ему: «Ведь у вас в мастерской драться позволяется!»
Но в теперешнем состоянии Андрей Иванович чувствовал себя ни на что не годным; при малейшем движении начинала кружиться
голова, руки и ноги
были словно набиты ватой, сердце билось в груди так резко, что тяжело
было дышать. Не следует спешить; нужно сначала получше взяться за лечение и подправить себя, чтоб идти наверняка.
Андрей Иванович нетерпеливо повел
головою и продолжал лежать, закрыв глаза. Коховские палочки… Всего два часа назад Андрей Иванович чувствовал себя в водовороте жизни, собирался бороться, мстить, радоваться победе… И вдруг все оборвалось и ушло куда-то далеко, а перед глазами
было одно — смерть беспощадная и неотвратимая.
— Ты думала, помер отец, так на тебя и управы не
будет? Мама, дескать, добрая, она пожалеет… Нет, милая, я тебя тоже сумею укротить, ты у меня
будешь знать! Ты бегаешь, балуешься, а мама твоя с утра до вечера работает; придет домой, хочется отдохнуть, а нет: сиди, платье тебе чини. Вот порви еще раз, ей-богу, не стану зашивать! Ходи
голая, пускай все смотрят. Что это, скажут, какая бесстыдница идет!..
На душе
было мрачно. Она шила и думала, и от всего, о чем думала, на душе становилось еще мрачнее. Шить ей
было трудно: руки одеревенели от работы, глаза болели от постоянного вглядывания в номера страниц при фальцовке; по черному она ничего не видела, нитку ей вдела Зина. Это в двадцать-то шесть лет! Что же
будет дальше?… И
голова постоянно кружится, и в сердце болит, по утрам тяжелая, мутная тошнота…
Она кружилась, притопывала ногами и вздрагивала плечом, совсем как деревенская девка, и
было смешно видеть это у ней, затянутой в корсет, с пушистою, изящною прическою. Александра Михайловна и Прасковья Федоровна подпевали и хлопали в такт ладошами. У Александры Михайловны кружилась
голова. От вольных, удалых движений Тани становилось на душе вольно, вырастали крылья, и казалось — все пустяки и жить на свете вовсе не так уж скучно.
Александра Михайловна воротилась домой поздно, пьяная и печальная. В комнате
было еще душнее, пьяный тряпичник спал, раскинувшись на кровати; его жидкая бороденка уморительно торчала кверху, на лице
было смешение добродушия и тупого зверства; жена его, как тень, сидела на табурете, растрепанная, почти
голая и страшная; левый глаз не
был виден под огромным, раздувшимся синяком, а правый горел, как уголь. По крыше барабанил крупный дождь.
И перед Александрой Михайловной встала гордая
голова Андрея Ивановича. Как хорошо
было жить тогда, как хорошо
было чувствовать над собою его сильную и уверенную в себе волю…
Они замолчали. Александра Михайловна залпом
выпила свою рюмку. В
голове шумело, перед глазами
было смиренное, желто-бледное, ничего не выражающее лицо Дарьи Петровны. И жутко
было это отсутствие выражения после того, что она сейчас говорила.
Александра Михайловна возвращалась домой. В
голове шумело, и в этом шуме подплывали к сознанию уже знакомые ей уродливые, самое ее пугавшие мысли. Может
быть, потому, что молодой человек, с которым ушла девушка,
был красив, и в Александре Михайловне проснулась женщина, но на душе
было грустно и одиноко. И она думала: проходит ее молодость, гибнет напрасно красота. Кому польза, что она идет честным путем?…
Ввиду спешной работы в мастерской работали и в воскресенье до часу дня. У Александры Михайловны с похмелья болела
голова, ее тошнило, и все кругом казалось еще серее, еще отвратительнее, чем всегда. Таня не пришла. У Александры Михайловны щемило на душе, что и сегодня утром, до работы, она не проведала Таню: проспала, трещала
голова, и нужно
было спешить в мастерскую, пока не заперли дверей. Александра Михайловна решила зайти к Тане после обеда.
«А зачем
было так плохо поминать и Лестмана?» — вдруг мелькнуло у ней в
голове. И осторожно, стараясь не натолкнуться в мыслях на возражения, Александра Михайловна продолжала думать: «Он не то, что другие; за нехорошим он не гонится, все хочет сделать по-честному».