Но повеселиться все-таки можно было, были хорошенькие дамы, меня представили дочерям директора, — одна была стройная,
с косою и немножко напоминала наружностью Машу Плещееву.
Долго мужики собирались, зевали и почесывались. Наконец, с помятыми, сонными лицами, клюя на ходу носами, побрели
с косами в мокрый лес. Подоили коров. Я запряг свою телегу и с бидонами вечернего и утреннего удоя) поехал домой.
Неточные совпадения
С Машею встреча била неловкая и церемонная. Я почтительно расшаркался, она холодно подала мне руку. Про «ты» забыли и говорили друг другу «вы». За лето волосы у Маши отросли, она стала их заплетать в толстую и короткую
косу. Вид был непривычный, и мне больше нравилось, как было.
Но и она, — я теперь увидел, — тоже была хороша:
с темной
косою до пояса, круглым румяным лицом и синими глазами навыкате.
И так сладостно помнится: косим
с работниками и поденными мужиками лощину. Медленно спускаемся по откосу один за другим в запахе луговой травы,
коса жвыкает, сзади у пояса позвякивает в бруснице брусок, спереди и сзади шипят соседние
косы. Потом, внизу, резкий запах срезаемой резики и осоки, из-под сапог выступает ржавая вода. И, закинув
косы на плечи,
с ощущаемой на спине мокрой рубахой, гуськом поднимаемся вверх.
Я стою в середине, между двумя центральными упорами сводов, и поглядываю через головы вперед и влево. Служба идет в правом приделе, а перед левым двумя рядами стоят пансионерки Конопацких. Вижу сбоку фигуру Екатерины Матвеевны, и вот — характерная рыжая
коса Кати под котиковою шапочкой… Здесь! Сразу все вокруг становится значительным и прекрасным. Я слежу, как она крестится и кланяется, как шепчется
с соседкой-подругой. Какая стройная, как выделяется своим изяществом из всех пансионерок!
Все напевы, все слова конца всенощной я помню до сих пор, они и теперь полны для меня очарованием прелестной девушки-подростка
с червонно-золотою
косою. И когда я теперь хочу воскресить в памяти то блаженное время, я иду ко всенощной. Каждая песня вызывает свое особое настроение.
Я пришел к ним. Все в те блаженные дни было необычно-радостно, торжественно и по-особому значительно. Блеск июньского дня; эта девушка
с длинною
косою и синими глазами; огромные, теперь пустынные, комнаты школы
с мебелью и люстрами в чехлах; и я — в штатском костюме,
с папиросой, и не гимназист, а почти уже, можно сказать, студент.
Первый портрет — 1877 года, когда ей было двадцать пять лет. Девически-чистое лицо, очень толстая и длинная
коса сбегает по правому плечу вниз. Вышитая мордовская рубашка под черной бархатной безрукавкой. На прекрасном лице — грусть, но грусть светлая, решимость и глубокое удовлетворение. Она нашла дорогу и вся живет революционной работой, в которую ушла целиком. «Девушка строгого, почти монашеского типа». Так определил ее Глеб. Успенский, как раз в то время познакомившийся
с нею.
Помещик так растрогался, // Что правый глаз заплаканный // Ему платочком вытерла // Сноха
с косой распущенной // И чмокнула старинушку // В здоровый этот глаз. // «Вот! — молвил он торжественно // Сынам своим наследникам // И молодым снохам. — // Желал бы я, чтоб видели // Шуты, врали столичные, // Что обзывают дикими // Крепостниками нас, // Чтоб видели, чтоб слышали…»
Бетси, одетая по крайней последней моде, в шляпе, где-то парившей над ее головой, как колпачок над лампой, и в сизом платье
с косыми резкими полосами на лифе с одной стороны и на юбке с другой стороны, сидела рядом с Анной, прямо держа свой плоский высокий стан и, склонив голову, насмешливою улыбкой встретила Алексея Александровича.
Мужики идут с поля,
с косами на плечах; там воз с сеном проползет, закрыв всю телегу и лошадь; вверху, из кучи, торчит шапка мужика с цветами да детская головка; там толпа босоногих баб, с серпами, голосят…
Это неправда: мальчишки эти были вершков четырнадцати ростом, с бородой, с волосами, собранными в густой пучок на маковке, а мальчишки у них ходят, как наши девчонки,
с косой и пробором среди головы.
Но здесь совсем другое: эти бронзовые испитые лица
с косыми темными глазами глядят на вас с тупым безнадежным отчаянием, движения точно связаны какой-то мертвой апатией даже в складках рваных азямов чувствовалось эта чисто азиатское отчаяние в собственной судьбе.
Неточные совпадения
На бабах платья красные, // У девок
косы с лентами, // Лебедками плывут!
Под берегом раскинуты // Шатры; старухи, лошади //
С порожними телегами // Да дети видны тут. // А дальше, где кончается // Отава подкошенная, // Народу тьма! Там белые // Рубахи баб, да пестрые // Рубахи мужиков, // Да голоса, да звяканье // Проворных
кос. «Бог на́ помочь!» // — Спасибо, молодцы!
Под песню ту удалую // Раздумалась, расплакалась // Молодушка одна: // «Мой век — что день без солнышка, // Мой век — что ночь без месяца, // А я, млада-младешенька, // Что борзый конь на привязи, // Что ласточка без крыл! // Мой старый муж, ревнивый муж, // Напился пьян, храпом храпит, // Меня, младу-младешеньку, // И сонный сторожит!» // Так плакалась молодушка // Да
с возу вдруг и спрыгнула! // «Куда?» — кричит ревнивый муж, // Привстал — и бабу за
косу, // Как редьку за вихор!
Восстав от сна
с молитвою, // Причесывает голову // И держит наотлет, // Как девка,
косу длинную // Высокий и осанистый // Протоиерей Стефан.
Другая белокурая, //
С распущенной
косой, // Ай, косонька! как золото // На солнышке горит!