Неточные совпадения
Когда я перешел в седьмой класс, старший брат Миша кончил реальное училище, выдержал конкурсный экзамен в Горный институт и уехал в Петербург. До этого мы
с Мишей
жили в одной комнате. Теперь, — я мечтал, — я буду
жить в комнате один. Была она небольшая,
с одним окном, выходившим в сад. Но после отъезда Миши
папа перешел спать ко мне. До этого он спал в большом своем кабинете, —
с тремя окнами на улицу и стеклянною дверью на балкон.
Все наши давно уже были во Владычне. Один
папа, как всегда, оставался в Туле, — он ездил в деревню только на праздники. Мне
с неделю еще нужно было пробыть в Туле: портной доканчивал мне шить зимнее пальто. Наш просторный, теперь совсем пустынный дом весь был в моем распоряжении, и я наслаждался. Всегда я любил одиночество среди многих комнат. И даже теперь, если бы можно было,
жил бы совершенно один в большой квартире, комнат а десять.
У меня в университете лекции начинались на две недели раньше, чем у Миши в Горном институте, я приехал в Петербург без Миши. Долго искал: трудно было найти за подходящую цену две комнаты в одной квартире, а
папа обязательно требовал, чтобы
жили мы на одной квартире, Наконец, на 15-й линии Васильевского острова, в мезонине старого дома, нашел две комнаты рядом. Я спросил квартирную хозяйку, — молодую и хорошенькую,
с глуповатыми глазами и чистым лбом...
Препятствием к поступлению была только материальная сторона. Отцу было бы совершенно не под силу содержать меня еще пять лет на медицинском факультете. Никто из нас, его детей, не стоял еще на своих ногах, старший брат только еще должен был в этом году окончить Горный институт. А было нас восемь человек, маленькие подрастали, поступали в гимназию, расходы
с каждым годом росли, а практика у
папы падала.
Жить уроками, при многочисленности предметов на медицинском факультете, представлялось затруднительным.
Неточные совпадения
Он видел, что заронил в нее сомнения, что эти сомнения — гамлетовские. Он читал их у ней в сердце: «В самом ли деле я
живу так, как нужно? Не жертвую ли я чем-нибудь живым, человеческим, этой мертвой гордости моего рода и круга, этим приличиям? Ведь надо сознаться, что мне иногда бывает скучно
с тетками,
с папа и
с Catherine… Один только cousin Райский…»
— Я только из любопытства хотел
с ними наговориться, они в столице
живут… Теперь опять пишут, что римский
папа…
— Да кто у нас знакомые: у
папы бывают золотопромышленники только по делам, а мама знается только со старухами да старцами. Два-три дома есть, куда мы ездим
с мамой иногда; но там еще скучнее, чем у нас. Я замечала, что вообще богатые люди
живут скучнее бедных. Право, скучнее…
— Ах, плох, плох! Я думаю, у него чахотка. Он весь в памяти, только так дышит-дышит, нехорошо он дышит. Намедни попросил, чтоб его поводили, обули его в сапожки, пошел было, да и валится. «Ах, говорит, я говорил тебе,
папа, что у меня дурные сапожки, прежние, в них и прежде было неловко ходить». Это он думал, что он от сапожек
с ног валится, а он просто от слабости. Недели не
проживет. Герценштубе ездит. Теперь они опять богаты, у них много денег.
—
Папа, будем смотреть на вещи прямо, — объясняла она отцу при Устеньке. — Я даже завидую Устеньке… Будет она
жить пока у отца, потом приедет
с ярмарки купец и возьмет ее замуж. Одна свадьба чего стоит: все будут веселиться, пить, а молодых заставят целоваться.