Неточные совпадения
Она
была очень религиозна. Девушкою собиралась даже уйти в монастырь. В церкви мы с приглядывающимся изумлением смотрели на нее: ее глаза сняли особенным светом, она медленно крестилась, крепко вжимая пальцы в лоб, грудь и плечи, и казалось, что в это время она
душою не тут. Веровала она строго по-православному и веровала, что только в православии может
быть истинное спасение.
Вообще он держался во всем не как гость, а как глава дома, которому везде принадлежит решающее слово. Помню, как однажды он, в присутствии отца моего, жестоко и сердито распекал меня за что-то. Не могу припомнить, за что. Папа молча расхаживал
по комнате, прикусив губу и не глядя на меня. И у меня в
душе было убеждение, что,
по папиному мнению, распекать меня
было не за что, но что он не считал возможным противоречить дедушке.
Но в
душе меня это мало утешало. Не просто, не случайно я не умел держать ножик и вилку. Значит, я вообще не умею ничего делать, как они. Это я уже и раньше смутно чувствовал, — что мы тут не свои. Но как же тогда Маша может меня любить? «Невоспитанные»… Нужно
будет приглядываться повнимательнее, как люди живут по-аристократически.
Едем в тарантасе
по дороге. Мужики в телегах сворачивают в стороны и, когда мы проезжаем мимо, почтительно кланяются. Это вообще все встречные мужики, которые никого из нас даже не знали, — просто потому, что мы
были господа. К этому мы уж привыкли я считали это очень естественным. И если мужик проезжал мимо нас, глядя нам в глаза и не ломая шапки, мне становилось на
душе неловко и смутно, как будто это
был переодетый мужиком разбойник.
4 января, в день моего рождения,
был,
по обыкновению, танцевальный вечер у нас, —
были и Конопацкие. 5 января — пост, и в гости нельзя. Шестое — последний день праздников — провел у Конопацких. Я их пригласил прийти весною к нам в сад. Простились. И — трах! — как отрезано
было ножом все наше общение. Началось учение, — теперь в гости нельзя ходить; это слишком развлекает. Но в
душе моей уж неотступно поселились три прелестных девических образа.
Было не до того, чтоб уроки учить. Передо мною распахнулась широкая, завлекающая область, и я ушел в не всею
душою, — область умственных наслаждений. Для меня этот переворот связан в воспоминаниях с Боклем. У папы в библиотеке стояла «История цивилизации в Англии» Бокля.
По имени я его хорошо знал. Это имя обозначало нас самого умного, глубокомысленного и трудпонимаемого писателя. Читать его могут только очень умные люди. Генерал у Некрасова говорит в балете поэту...
Сидел понурившись, свесив ноги через грядку телеги, тупо глядя на грязные, намокшие сапоги… Позор! Гадость! Скверно
было на
душе. Туловище как будто налито
было по самое горло какою-то омерзительною жидкостью, казалось — качнешься, и вот-вот она хлынет через рот наружу. И дома всё узнают через Таню и Доню. И эта гадостная песня… Ах, как скверно и как неинтересно жить на свете!
Разъезжались.
Было три часа ночи. Я нашим сказал, что пойду пешком, и они уехали. А я пошел бродить
по улицам. Пустынны тульские улицы ночью, на них часто раздевают одиноких пешеходов. Но ни о чем я этом не думал. Такое счастье
было в
душе, что казалось, лопнет
душа, не выдержит; шатало меня, как пьяного. Небо
было в сплошных облаках, за ними скрывался месяц, и прозрачный белый свет без теней
был кругом и снег. И грудь глубоко вдыхала легко-морозный февральский воздух.
Погода по-прежнему
была сверкающая, в раскрытые окна глядела налитая солнцем зелень сада,
по блестящим полам медленно двигались под сквознячком легкие стаи пушинок от тополей. В
душе было послеэкзаменационное чувство огромного облегчения и освобождения; впереди — Петербург, студенчество; через две недели — к Конопацким. И я писал...
— Сашка! Я давно уже тебя люблю, только стеснялся сказать. Вижу, идешь ты
по коридору, даже не смотришь на меня… Господи! — думаю. — За что? Уж я ли к нему… Друг мой дорогой! И с удивлением слушал самого себя. Говорят, — что у трезвого на уме, то у пьяного на языке; неужели я, правда, так люблю этого длинного дурака? Как же я этого раньше сам не замечал? А в
душе все время
было торжествование и радость от того, что мне сказал Шлепянов.
Катя
была уже вполне сформировавшаяся девушка, она мучила
душу своею необыкновенною красотою, к ней тянуло по-новому, но общего тоже не чувствовалось.
Странным сейчас кажется и невероятным, как могла действовать на
душу эта чудовищная мораль: не раздумывай над тем, нужна ли твоя жертва,
есть ли в ней какой смысл, жертва сама
по себе несет человеку высочайшее, ни с чем не сравнимое счастье.
Напряжение росло. Взять и разойтись
было смешно, да и совершенно невозможно психологически. Не в самом же деле сошлись мы сюда, чтобы во Христе помолиться об упокоении
души раба божьего Николая. У меня в
душе мучительно двоилось. Вправду разойтись
по домам, как пай-мальчикам, раз начальство не позволяет? Зачем же мы тогда сюда шли? А с другой стороны, — тяжким камнем лежало на
душе папино письмо и делало Меня тайно чужим моим товарищам.
Пошел в гости к Конопацким. С ними у меня ничего уже не
было общего, но властно царило в
душе поэтическое обаяние миновавшей любви, и сердце, когда я подходил к их новому большому дому на Калужской, по-прежнему замирало.
Папа тоже
был возмущен до глубины
души. И вообще
был возмущен поведением Инны, а тут еще: все-таки она
была принята, как выяснилось,
по его ходатайству, и он чувствовал себя виновником неприятностей, обрушившихся на Бертенсона. Он велел передать Инне, чтоб она к нам не ходила.
У мамы стало серьезное лицо с покорными светящимися глазами. «Команда» моя
была в восторге от «подвига», на который я шел. Глаза Инны горели завистью. Маруся радовалась за меня, по-обычному не воспринимая опасных сторон дела. У меня в
душе был жутко-радостный подъем,
было весело и необычно.
В то время как мы ждали ее, мы много и
по душе говорили со Степаном. Он мне сознался, что сильно
пьет, что его неудержимо тянет к вину, что иногда в бараке он не мог преодолеть искушения и
пил спирт из спиртовки. С любопытством спрашивал меня, зачем я так убивался на работе, когда начальство за мною не смотрело… А я спрашивал...
А Михайловский и его «Русское богатство» все продолжали твердить о том, что марксизм ведет к примирению с действительностью и к полнейшей пассивности. В весело-грозовой атмосфере захватывающей
душу работы, борьбы и опасности как смешны казались эти упреки! А у самого Михайловского, в сущности, давно уже не
было никаких путей. Он открещивался от народничества, решительно отклонял от себя название народника. И, по-видимому, совершенно уже утратил всякую веру в революцию.
Неточные совпадения
У столбика дорожного // Знакомый голос слышится, // Подходят наши странники // И видят: Веретенников // (Что башмачки козловые // Вавиле подарил) // Беседует с крестьянами. // Крестьяне открываются // Миляге
по душе: // Похвалит Павел песенку — // Пять раз
споют, записывай! // Понравится пословица — // Пословицу пиши! // Позаписав достаточно, // Сказал им Веретенников: // «Умны крестьяне русские, // Одно нехорошо, // Что
пьют до одурения, // Во рвы, в канавы валятся — // Обидно поглядеть!»
Он не
был ни технолог, ни инженер; но он
был твердой
души прохвост, а это тоже своего рода сила, обладая которою можно покорить мир. Он ничего не знал ни о процессе образования рек, ни о законах,
по которому они текут вниз, а не вверх, но
был убежден, что стоит только указать: от сих мест до сих — и на протяжении отмеренного пространства наверное возникнет материк, а затем по-прежнему, и направо и налево,
будет продолжать течь река.
— Вам, старички-братики, и книги в руки! — либерально прибавил он, — какое количество
по душе назначите, я наперед согласен! Потому теперь у нас время такое: всякому свое, лишь бы поронцы
были!
3) Великанов, Иван Матвеевич. Обложил в свою пользу жителей данью
по три копейки с
души, предварительно утопив в реке экономии директора. Перебил в кровь многих капитан-исправников. В 1740 году, в царствование кроткия Елисавет,
был уличен в любовной связи с Авдотьей Лопухиной, бит кнутом и,
по урезании языка, сослан в заточение в чердынский острог.
— Смотрел я однажды у пруда на лягушек, — говорил он, — и
был смущен диаволом. И начал себя бездельным обычаем спрашивать, точно ли один человек обладает
душою, и нет ли таковой у гадов земных! И, взяв лягушку, исследовал. И
по исследовании нашел: точно;
душа есть и у лягушки, токмо малая видом и не бессмертная.