Темнело. Странник и Никита оставили за собою деревню и шли по степи. Никита ковылял на больных ногах и молча, с пристальным вниманием косился на спутника:
лицо странника казалось ему чуждым, чуждым и страшным в своей чуждости. А странник шел рядом, беззаботно посвистывал и дышал прохладою.
Неточные совпадения
Хорошо рассказывал
странник.
Лицо у него было светлое и вдохновенное, голос проникал в душу. Кругом молчали. Солнце село. Никита смотрел на лежавшую перед ним фотографию и не мог оторвать глаз; высокий, худой и изможденный, стоял угодник на бревенчатом срубе; всклокоченная седая борода спускалась ниже пояса, щеки осунулись,
лицо было бледное и мертвенное; потухшие, белесые, как у трупа, глаза смотрели в небо.
Никита исподлобья оглядел
странника — и вдруг, закусив губу, с размаху ударил его тяжелым кулаком в
лицо, — ударил больно, крепко, с дикою радостью ощущая, как хрястнул под кулаком нос его спутника…
Странник, с залитым кровью
лицом, сидел на земле и испуганно, плачущим голосом ругался. А Никита, не оглядываясь, шел вперед в темневшую степь.
Неточные совпадения
И проходят мимо меня все
странники; идут они тихо, словно нехотя, все в одну сторону;
лица у всех унылые и друг на дружку все очень похожи.
Я отдал себя всего тихой игре случайности, набегавшим впечатлениям: неторопливо сменяясь, протекали они по душе и оставили в ней, наконец, одно общее чувство, в котором слилось все, что я видел, ощутил, слышал в эти три дня, — все: тонкий запах смолы по лесам, крик и стук дятлов, немолчная болтовня светлых ручейков с пестрыми форелями на песчаном дне, не слишком смелые очертания гор, хмурые скалы, чистенькие деревеньки с почтенными старыми церквами и деревьями, аисты в лугах, уютные мельницы с проворно вертящимися колесами, радушные
лица поселян, их синие камзолы и серые чулки, скрипучие, медлительные возы, запряженные жирными лошадьми, а иногда коровами, молодые длинноволосые
странники по чистым дорогам, обсаженным яблонями и грушами…
И рваная шляпенка, и котомка за плечами, и длинная палка в руках, и длинная седая борода, и заветрелое
лицо, изборожденное глубокими морщинами, и какая-то подозрительная таинственность во всей фигуре и даже в каждой складке страннического рубища, — все эти признаки настоящего таинственного
странника как-то не вязались с веселым выражением его
лица.
Лаврецкий вышел из дома в сад, сел на знакомой ему скамейке — и на этом дорогом месте, перед
лицом того дома, где он в последний раз напрасно простирал свои руки к заветному кубку, в котором кипит и играет золотое вино наслажденья, — он, одинокий, бездомный
странник, под долетавшие до него веселые клики уже заменившего его молодого поколения, — оглянулся на свою жизнь.
— Здравствуйте,
странники, не имущие крова! — воскликнул он входящим. — Здравствуй, Февей-царевич [Февей-царевич — герой нравоучительной сказки Екатерины II «Сказка о царевиче Февее», отличавшийся красотою и добродетелями.]! — прибавил он почти нежным голосом Павлу, целуя его в
лицо.