Неточные совпадения
Булгаков по поводу имясловия написал статью «Афонское дело» (Русская
мысль. 1913. № 9), а позднее (в 1920 г.) монографию «Философия имени» (Париж, 1953).], помимо общего своего богословского смысла,
является в некотором роде трансцендентальным условием молитвы, конституирующим возможность религиозного опыта.
История догматов показывает, что поводом для их установления и провозглашения чаще всего
являлись те или иные ереси, т. е. уклонения не только религиозной
мысли, но и, прежде всего, религиозной жизни (ведь очевидно же, напр., что арианство есть совершенно иное восприятие христианства, нежели церковно-православное).
Самодостоверным основанием для философии, относительно которого она уже не имеет возможности сомневаться и далее проблематизировать, следовательно, уже принципиально не проблематичным, а догматичным (ибо догматичность и есть философская антитеза проблематичности),
является, бесспорно, мышление: cogito — ergo sum [
Мыслю, следовательно существую (лат.) — одно из основных положений философии Р. Декарта.], говорит о себе философия.
Т. 1. С. 225.]. «Философия рассматривает, следовательно, абсолютное, во-первых, как логическую идею, идею, как она существует в
мысли, как ее содержанием
являются сами определения
мысли.
Отличительной особенностью философской и религиозной точки зрения Гегеля
является то, что мышление совершенно адекватно истине, даже более, есть прямо самосознание истины:
мысль о божестве, само божество и самосознание божества есть одно и то же.
Таким исходным элементом для Когена
является понятие бесконечно малого.]) есть самообман, ибо условно методологические операции
мысли, служащие лишь для ассимилирования
мыслью ее объекта, здесь смешиваются с самим объектом.
Ibid., 148: «о ή ποιότητα οΐόμενος εχειν τον θεόν ή μη ένα είναι, ή μη άγέννητον καί άφθαρτον ή μη ατρεπτον, εαυτόν αδικεί, ου θεόν… δει γαρ ήγεΐσθαι και αποιον αυτόν εϊναι και άφθαρτον καί ατρεπτον» (кто
мыслит, что Бог или имеет качества, или не
является единым, или нерожденным, или бессмертным, или неизменным, себя обижает, а не Бога… ибо надо думать, что Он и бескачественен, и бессмертен, и неизменен).], чистым и не имеющим никакого определенного признака бытием (ψιλήν άνευ χαρακτήρας ϋπαρξι ν) [Quod. D. s. Unmut.
Как
мыслить это откровение Тайны, это совлечение абсолютности Абсолютного, каковым
является откровение Абсолютного относительному?
«Если бы держал Он когда-либо в себе совет, каким образом открыться, то Его откровение не было бы от вечности, вне чувства и места, стало быть, и тот совет должен был бы иметь начало и стать причиной в Божестве, ради которой Бог совещался в Троице Своей, должны бы быть, следовательно, в Боге
мысли, которые
явились Ему как бы в виде образов, когда Он хотел идти навстречу вещам.
Прямым последствием таких речей
явилась мысль зажить на новых началах; создать, вместо вредной родовой семьи, семью разумную, соединяемую не родством, а единством интересов и стремлений, и таким образом защитить каждого общими силами от недостатков, притеснений и напастей.
Неточные совпадения
И вот настала минута, когда эта
мысль является не как отвлеченный призрак, не как плод испуганного воображения, а как голая действительность, против которой не может быть и возражений.
Она говорила себе: «Нет, теперь я не могу об этом думать; после, когда я буду спокойнее». Но это спокойствие для
мыслей никогда не наступало; каждый paз, как
являлась ей
мысль о том, что она сделала, и что с ней будет, и что она должна сделать, на нее находил ужас, и она отгоняла от себя эти
мысли.
— В первый раз, как я увидел твоего коня, — продолжал Азамат, — когда он под тобой крутился и прыгал, раздувая ноздри, и кремни брызгами летели из-под копыт его, в моей душе сделалось что-то непонятное, и с тех пор все мне опостылело: на лучших скакунов моего отца смотрел я с презрением, стыдно было мне на них показаться, и тоска овладела мной; и, тоскуя, просиживал я на утесе целые дни, и ежеминутно
мыслям моим
являлся вороной скакун твой с своей стройной поступью, с своим гладким, прямым, как стрела, хребтом; он смотрел мне в глаза своими бойкими глазами, как будто хотел слово вымолвить.
— Казбич не
являлся снова. Только не знаю почему, я не мог выбить из головы
мысль, что он недаром приезжал и затевает что-нибудь худое.
Ибо, что ни говори, не приди в голову Чичикову эта
мысль, не
явилась бы на свет сия поэма.