Неточные совпадения
Именно в ближайшем сродстве с ним находится художественное творчество, поскольку оно основывается на подлинном «умном видении»: образы для
художника имеют в своем роде такую же объективность
и принудительность, как
и миф.
Его задача — надлежащим образом видеть
и слышать, а затем воплотить увиденное
и услышанное в образе (безразлично каком: красочном, звуковом, словесном, пластическом, архитектурном); истинный
художник связан величайшей художественной правдивостью, — он не должен ничего сочинять [Не могу не привести здесь для иллюстрации слышанный мною от Л. Н. Толстого рассказ, как одна пушкинская современница вспоминала, что сам Пушкин в разговоре с ней восхищался Татьяной, так хорошо отделавшей Евгения Онегина при их последней встрече.].
Природа в многоголосности своей говорит в темных преданиях
и верованиях, в сказке, фольклоре, в «фантазии»
художника; иногда она вещает прямо своей мистической глубиной (так возникает мистика природы
и в древнее
и новое время; к ее представителям относится такой, напр., мыслитель, как Я.
Философия, как уже было указано, есть искусство понятий, которое имеет
и своих
художников,
и в этом искусстве призванному ее служителю невозможно художественно лгать, что было бы неизбежно при преднамеренном, нефилософском догматизме в философствовании, — это было бы, прежде всего, проявлением дурного вкуса, эстетическим грехом.
Охотно допускают, что христианский
художник может быть искренен в своих художественных исканиях не менее, чем
художник, не избирающий тем религиозных, почему же затрудняются допустить это же
и относительно
художника понятий, т. е. религиозного философа?
Во всяком случае, —
и этому необходимо давать надлежащий вес при оценке Мейстера Эккегарта, —
художник слова
и спекулятивный метафизик слишком сильно
и явно дают себя знать в его сочинениях, чтобы можно было принимать все его идеи за религиозно-мистические интуиции
и откровения,
и никогда нельзя уверенно сказать, опирается ли проповедь Эккегарта на опытные переживания, или же она рождается из загоревшихся в душе его художественных образов
и спекулятивных идей, которые он превращает в задачу для осуществления опытным мистическим путем.
Это внутреннее соответствие материи форме, этот голос материи, хорошо знает
художник, который умеет понимать
и уважать материал, уловлять его стиль, тон, идею, будет ли то дерево, мрамор, металл, краски, звук, слово.
Народ-художник, умным очам которого открылась нетленная красота тела, не мог окончательно проклясть
и осудить тело, а Платон был слишком сыном своего народа
и его религии, чтобы совершить такую измену национальному гению эллинства, — он, который умное видение этого мира положил в основу своей философии.
Поэты
и художники одни лишь видят
и знают эту космическую Афродиту, ее самолюбование, влюбленность природы в свою идею, творения в свою форму.
И не эти ли вздохи
и лепет подслушивает поэт, не эти ли раскрывающиеся объятия видит
художник?
В этой духовной телесности
и коренится основа искусства, ибо
художник прозревает красоту как осуществленную святую телесность.
И можно быть «
художником в душе»
и без способности к этому закреплению.
Как natura, одновременно
и naturans
и naturata, непрестанно себя осуществляющая в своей идее, природа есть великий
и дивный
художник.
В суде Божием над Адамом определяется
и та перемена, которая произошла в положении человека в мире: он из царя природы становится ее невольником
и из
художника или садовника в раю Божием хозяином
и земледельцем.
Сам по себе даже
и напряженный хозяйственный труд еще не способен породить произведения искусства,
и никакое напряжение воли
и труда не может создать
художника.
Незаметно для самого себя
художник может совершить подмен
и превратить свое искусство в особую художественную магию.
Художник, обладающий чуткостью артистической
и религиозной совести, теперь с особенной остротой чувствует, что тайна молитвенного вдохновения
и храмового искусства утеряна
и вновь еще не обретена,
и порою он цепенеет в неизбывности этой муки.
И даже собственный мрак души самого
художника, его греховная скверна теряют свою соблазняющую силу, пройдя чрез очищающее вдохновение красоты, если только оно, действительно, коснулось его своим крылом.
Одно для него стоит твердо, именно, что
художник творит красоту наряду с природой, а до известной степени,
и вопреки природе; он создает свой собственный мир красоты в пределах своего искусства.
Отсюда недалек путь уже к совершенно ложному самосознанию, что не Красота создает искусство, призывая к алтарю своему его служителя, но искусство само творит красоту, поэтому
художник есть бог, который созидает радужный мир мечты
и сказки по образу своему
и подобию.
Художник заслушивается пения сирен
и сам становится сиреною, а каждое прикосновение жизни вызывает в нем болезненную гримасу.
И когда тоска по жизни в красоте с небывалой силой пробуждается в душе служителя искусства, в нем начинается трагический разлад:
художнику становится мало его искусства, — он так много начинает от него требовать, что оно сгорает в этой огненности его духа.
Вот этим-то
и угнетается сознание
художника, ощутившего границы искусства, это
и составляет его трагедию.
В великом смирении
художник молитвенно призывает пришествие в силе
и славе той Красоты, которую искусство являет только символически.
Само искусство, его стихия, глубже, общее, изначальнее всех частных искусств,
и если
художниками, служителями этих последних, родятся немногие, то к искусству, чрез вдохновение Красотой
и причастность к ней, призвано все человечество.
Однако деятелям искусства,
художникам, может здесь принадлежать роль вожатаев, пробудителей, пророков, хотя именно они могут оказаться
и наиболее упорствующими в своем эстетизме, сделавшемся уже реакционным.
Если же видеть здесь «проект» чуда, совершаемого искусством, причем самому
художнику усвояется роль теурга или мага, тогда приходится видеть здесь типичный подмен софиургийной задачи эстетическим магизмом, причем соблазн лжемессианизма ведет к человекобожию
и люциферизму (не без явного влияния теософических идей).].
Неточные совпадения
Вронский
и Анна тоже что-то говорили тем тихим голосом, которым, отчасти чтобы не оскорбить
художника, отчасти чтобы не сказать громко глупость, которую так легко сказать, говоря об искусстве, обыкновенно говорят на выставках картин.
Невыносимо нагло
и вызывающе подействовал на Алексея Александровича вид отлично сделанного
художником черного кружева на голове, черных волос
и белой прекрасной руки с безыменным пальцем, покрытым перстнями.
Анна вышла ему навстречу из-за трельяжа,
и Левин увидел в полусвете кабинета ту самую женщину портрета в темном, разноцветно-синем платье, не в том положении, не с тем выражением, но на той самой высоте красоты, на которой она была уловлена
художником на портрете.
С таким выражением на лице она была еще красивее, чем прежде; но это выражение было новое; оно было вне того сияющего счастьем
и раздающего счастье круга выражений, которые были уловлены
художником на портрете.
— Как же! мы виделись у Росси, помните, на этом вечере, где декламировала эта итальянская барышня — новая Рашель, — свободно заговорил Голенищев, без малейшего сожаления отводя взгляд от картины
и обращаясь к
художнику.