Неточные совпадения
И в этот вечер благодатного дня, а еще более на следующий, за литургией, на все глядел я новыми глазами, ибо знал, что и я призван, и я во всем этом реально соучаствую: и для меня, и за меня висел на древе Господь и пролиял пречистую Кровь Свою, и для меня здесь руками иерея уготовляется святейшая трапеза, и меня касается это чтение Евангелия, в котором рассказывается о вечери в доме Симона прокаженного и о прощении много возлюбившей жены-блудницы, и мне дано
было вкусить святейшего
Тела и Крови Господа моего» [См.: Мф. 26: 6-13.]
— Евхаристия (причащение) — христианское таинство, заключающееся в том, что верующие
едят хлеб и
пьют вино, которые превратились («пресуществились») в истинное
тело и кровь Иисуса Христа; тем самым верующие соединяются с Христом и становятся сопричастными «жизни вечной».
Эриугены вовсе не
есть христианское воскресение с
телом, раз телесность вообще рассматривается как следствие грехопадения, «духовное
тело» воскресения
есть то самое умопостигаемое первозданное
тело, которое закрыто и уничтожено чувственным
телом.
В этом отношении Эриугена
есть самый решительный спиритуалист, и, с его точки зрения, правильнее
было бы говорить не о воскресении
тела, а о воскресении от
тела.
Однако Бог сотворил его царем света, но так как он не повиновался, и захотел
быть выше всецелого бога, то бог низверг его с его престола и сотворил посреди нашего времени иного царя из того же самого Божества, из которого
был сотворен и господин Люцифер (разумей это правильно: из того салнитера, который
был вне
тела царя Люцифера) и посадил его на царский престол Люцифера, и дал ему силу и власть, какая
была у Люцифера до его падения, и этот царь зовется И. Христом» (Аврора, 199, § 35-6...
«После этой жизни нет возрождения: ибо четыре элемента с внешним началом удалены, а в них стояла с своим деланием и творением родительница; после этого времени она не имеет ожидать ничего иного, кроме как того, что, когда по окончании этого мира начало это пойдет в эфир, сущность, как
было от века, станет снова свободной, она снова получит
тело из собственной матери ее качества, ибо тогда пред ней явятся в ее матери все ее дела.
Потому для Беме совершенно не существует воскресения плоти («так как четыре элемента должны разрушиться, потому существует и тление в
теле человека», если же нет воскресения, то нет и преображения,
есть лишь снятие коросты и ее удаление.
Один из основных и глубочайших мотивов системы Беме
есть это, столь характерное для всего неоплатонического уклона, свойственного германской религиозной мысли, гнушение плотью, нечувствие своего
тела, столь неожиданное и как будто непонятное у мистика природы и исследователя физики Бога.
Ум, которому
были бы известны для какого-либо ладного момента все силы, одушевляющие природу, и относительное положение, всех ее составных частей, если бы вдобавок он оказался достаточно обширным, чтобы подчинить эти данные анализу, обнял бы в одной формуле движения величайших
тел вселенной наравне с движением легчайших атомов: не осталось бы ничего, что
было бы для него недостоверно, и будущее, так же как и прошедшее, предстало бы перед его взором» (Лаплас.
И чего же иного хочет и достигает искусство, как не того же ософиения плоти или «материи» (
будет ли это звук,
тело, мрамор, краски, слово)?
Матерью называют ее только те, которые роль матери по отношению к рождаемому определяют лишь как вмещающей, но ничего не дающей рождаемому, а насколько у рождаемого
есть тело, оно получается от питания.
Эрос проявляется и в состоянии
тела, — здоровье и болезни, а потому и «врачебное искусство управляется этим богом», и гимнастика, и земледелие; им же управляются и музыка, которая
есть «περί άρμονίαν και υθμόν ερωτικών επιστήμη» (187 с) [Знание любовных начал, касающихся строя и ритма (там же.
А что может
быть достовернее того, что наше теперешнее я
есть вовсе не я, ибо наше извечное существо, наша божественная гениальность совсем иная, чем наша эмпирическая личность, наше
тело, характер, психика!
Эта раздвоенность сознания, это чувство, что я — не-я,
есть самое достоверное внутреннее свидетельство правды платонизма, которая распространяется не только на душу, но и на
тело.
С наибольшей силой такое воззрение выражено в неоплатонизме: согласно учению Плотина,
тело само по себе
есть дурное, злое начало.
Самого Платона от этого дурного, буддийского аскетизма спасала не только его собственная эротическая философия, в основе которой лежал, конечно, глубокий жизненный опыт, но и светлое небо греческой религии, в которой, при всей ее ограниченности, вообще свойственной политеизму,
была, однако, глубоко почувствована святость
тела.
Народ-художник, умным очам которого открылась нетленная красота
тела, не мог окончательно проклясть и осудить
тело, а Платон
был слишком сыном своего народа и его религии, чтобы совершить такую измену национальному гению эллинства, — он, который умное видение этого мира положил в основу своей философии.
Учение Плотина о
теле, как мы уже знаем, связано с его общей эманационной космологией, согласно которой материальность
есть удаленность от Единого, только минус и потому зло,
тело же
есть материя.
Для точки зрения Плотина характерно, что он принужден не различать, но сливать и отожествлять философскую материю, каковая
есть ничто, небытие, — с
телом, и метафизически-этическое осуждение материи целиком распространять и на
тело.
Соединение души с
телом само по себе уже
есть род грехопадения, описываемого Плотином следующими чертами: «какова же причина того, что души, имевшие тамошний жребий и всецело туда принадлежавшие, позабыли своего бога отца и потеряли ведение и его и себя самих?
«Мужество
есть бесстрашие перед смертью, смерть же
есть отдельное существование души от
тела; не боится этого тот, кто любит
быть один (μόνος).
«Для того, кому жизнь
есть благо, она является таковым не потому, что
есть соединение души с
телом, а потому, что зло отвращается добром, но смерть
есть большее благо.
Следует ведь сказать, что жизнь в
теле сама по себе
есть зло, но через добродетель доставляется благо душой, не утверждающейся в сложности своей, но уже разделяющей эту связь» (Enn. I, lib. VII, cap. III).
«Чувственное восприятие
есть функция спящей души, ибо часть души, пребывающая в
теле, спит.
Подлинное пробуждение
есть подлинное воскресение от (οίπό)
тела, а. не с (μετά)
телом.
«У Господа, — говорит он, — главной целью
было воскресение
тела, которое имел Он совершить; ибо знамением победы над смертью служило то, чтобы всем показать оное, всех уверить, что совершено им уничтожение тления и даровано уже нетление
телам» (Творения св. Афанасия Великого, ч. I.
Так именно солнце, луна, звезды, ангелы получили назначение служить миру и тем душам, которые, вследствие крайних уклонений ума, получили нужду в этих грубых и плотных
телах: ради этих именно существ, которым это
было необходимо, устроен
был и этот видимый мир.
Первым существом, заключенным в
тело,
был диавол, который в книге Иова называется драконом (40, 14).
Этот дракон отпал от Бога и в наказание за свое падение
был облечен в
тело.
Церковь
есть «
Тело Его, полнота наполняющего во всем» (Еф. 1:23).
Но христианство
есть религия не только спасения души, а и духовного прославления
тела.
Лишь в нем одном из всех мировых религий
тело не гонится, но прославляется, ибо Христос
есть Спаситель не только душ от греха, но, вместе с тем и тем самым, и «Спаситель
тела».
Христианство
есть апофеоз
тела и дает великие обетования относительно его искупления.
Но что же такое
есть это
тело? что такое телесность?
Телесность по существу своему вовсе не
есть противоположность духу, ибо существует и духовная телесность, «
тело духовное», о котором говорит ап.
Павел: «если
есть тело душевное,
есть и духовное — πνευματικόν» (1 Кор. 15:44), и именно такая телесность и содержит в себе онтологическую норму
тела.
Напротив, телесность в смысле отрицания духовности
есть лишь определенное состояние
тела, и притом болезненное, а не его сущность.
Платоновские идеи имеют
тело, как бы ни
была утонченна эта телесность.
Идеи —
тела конкретно окачествованы и ни в каком смысле не повторяют друг друга: каждая идея ощущает себя по-своему, т. е. имеет индивидуальное
тело,
есть телесная энтелехия [Говоря о телесности, мы обсуждаем лишь общефилософскую сторону вопроса, оставляя без внимания разные «планы» телесности.
Между тем здесь, несомненно, можно различать
тела разного утончения, т. е. не только физическое, но «астральное, ментальное, эфирное» и, может
быть, иные
тела.
София — Церковь, восприемлющая на себя дары откровения триипостасного Божества, идея Божия
есть, по слову откровения, и «
тело» Христово,
тело Божие.
И то, что мы в мире дальнем познаем как стремление каждого земного существа к своей идее, как эрос творчества, муку и тревогу всей жизни, то в мире умопостигаемом, «в небе»,
есть предвечно завершенный блаженный акт, эротическое взаимопроникновение формы и материи, идеи и
тела, духовная, святая телесность.
Некоторую аналогию может дать нам опыт нашего собственного
тела, поскольку оно согласно велениям и нуждам духа, сливается с ним воедино [По учению йогов, сознательное овладение инстинктивными функциями
тела может
быть помощью соответственного режима и упражнений доведено значительно дальше, нежели это имеет место теперь у большинства людей.
Отсюда следует, между прочим, что самая эта антитеза духа и
тела, столь излюбленная у метафизиков и моралистов, выражает собой не изначальную сущность
тела, но лишь известную его модальность, определенное состояние телесности (или, что в данном случае
есть одно и то же, духовности), но не ее существо; отсюда понятна и неизбежная ограниченность и связанная с нею ложность одинаково как спиритуализма, так и материализма, в которых допускается одна и та же ошибка: модальность, состояние, смешивается с самым существом телесности и сопряженной с ней духовности.
«
Есть тела небесные и
тела земные» — και σώματα επουράνια και σώματα επίγεια (1 Кор. 15:40), говорит апостол, намечая всю противоположность между телесностью святой, духовной и земной, плотской.
Тело и материя отнюдь не тождественны, как это обычно считают, связь телесности с материей
есть загадка, по-своему не менее таинственная, нежели связь души с
телом; бестелесное же существование идей
есть фикция и абстракция: nulla idea sine corpore [Нет идеи без
тела (лат.).].
Вся земля
есть потенциальное
тело, из состояния «невидимого и пустого» [«Земля же
была безвидна и пуста» (Быт. 1:2).] она непрестанно облекается в славу шести дней творения: все исходит из земли и возвращается в землю.
Земля в этом смысле
есть «Божья нива», кладбище, сохраняющее
тела для воскресения, и об этой земле сказано: «Земля еси и в землю отыдеши» [См. Быт.3:19.].
Весь мир
есть одна телесность и одно
тело, в котором, однако, вполне индивидуально должна ощущать себя каждая телесная энтелехия.
Господь облекся плотью не только в смысле общей причастности к ней, но и в самом конкретном смысле: воплотился в индивидуальное
тело, с ним жил и страдал, с ним и воскрес, оставив пустую гробницу, — пустота эта в смысле отсутствия
тела еще подчеркивается оставленными в ней погребальными пеленами и «платом, который
был на главе Его» (Ио. 20:7).