Неточные совпадения
Разумеется, то или иное построение может быть удачно или неудачно, это
вопрос факта, но плохая
система христианской философии вовсе не свидетельствует о том, что и не может быть хорошей или что христианская философия вообще невозможна.
Система религиозного монизма может принимать различные очертания в зависимости от того, в каком смысле разрешается
вопрос о происхождении множественности, — бога и мира, — в едином Ничто.
Вообще
вопрос собственно о творении духов — ангелов и человека — остается наименее разъясненным в
системе Беме, и это делает ее двусмысленной и даже многосмысленной, ибо, с одной стороны, разъясняя Fiat в смысле божественного детерминизма, он отвергает индетерминистический акт нового творения, но в то же время порой он говорит об этом совершенно иначе [«Воля к этому изображению (ангелов) изошла из Отца, из свойства Отца возникла в слове или сердце Божием от века, как вожделеющая воля к твари и к откровению Божества.
Тот же
вопрос о творении — о теогоническом и теофаническом его смысле — подвергает глубокому философскому исследованию Шеллинг в последней своей
системе (в «Философии мифологии» и «Философии откровения»).
В утверждении софийности понятий лежит коренная ложь учения Гегеля, с этой стороны представляющего искажение платонизма, его reductio ad absurdum [Приведение к нелепости (лат.).], и «мудрость века сего» [Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом (1 Кор. 3:19).], выдающего за Софию (сам Гегель, впрочем, говорит даже не о Софии, понятию которой вообще нет места в его
системе, но прямо о Логосе, однако для интересующего нас сейчас
вопроса это различие не имеет значения).
Но там, где слух и зрение оказались бы недостаточными, немаловажным подспорьем может послужить целесообразная и строго обдуманная
система вопросов, которую я назвал бы системою вопрошения.
Неточные совпадения
Я несколько раз утверждал, что весь этот
вопрос возможно излагать новичкам не иначе как в самом конце, когда уж он убежден в
системе, когда уже развит и направлен человек.
— Этому
вопросу нет места, Иван. Это — неизбежное столкновение двух привычек мыслить о мире. Привычки эти издревле с нами и совершенно непримиримы, они всегда будут разделять людей на идеалистов и материалистов. Кто прав? Материализм — проще, практичнее и оптимистичней, идеализм — красив, но бесплоден. Он — аристократичен, требовательней к человеку. Во всех
системах мышления о мире скрыты, более или менее искусно, элементы пессимизма; в идеализме их больше, чем в
системе, противостоящей ему.
На этот
вопрос он не нашел ответа и задумался о том, что и прежде смущало его: вот он знает различные
системы фраз, и среди них нет ни одной, внутренне сродной ему.
Они должны были в том году кончить курс и объявили, что будут держать (или, как говорится в Академии: сдавать) экзамен прямо на степень доктора медицины; теперь они оба работали для докторских диссертаций и уничтожали громадное количество лягушек; оба они выбрали своею специальностью нервную
систему и, собственно говоря, работали вместе; но для диссертационной формы работа была разделена: один вписывал в материалы для своей диссертации факты, замечаемые обоими по одному
вопросу, другой по другому.
Таким образом прошел целый год, в продолжение которого я всех поражал своими успехами. Но не были ли эти успехи только кажущимися — это еще
вопрос. Настоящего руководителя у меня не было,
системы в усвоении знаний — тоже. В этом последнем отношении, как я сейчас упомянул, вместо всякой
системы, у меня была программа для поступления в пансион. Матушка дала мне ее, сказав: