Неточные совпадения
Миф возникает из религиозного переживания, почему и мифотворчество предполагает не отвлеченное напряжение мысли, но некоторый выход из себя в область бытия божественного, некое богодейство, — другими словами, миф имеет теургическое происхождение и теургическое значение [По определению В. С. Соловьева, задача «свободной теургии» — «осуществление
человеком божественных сил в самом
реальном бытии природы» (Соловьев В. С. Соч.
Никогда нельзя сказать про
человека, действительно прикоснувшегося к церковной жизни, что для него догматы суть только учение или рациональные схемы, логические символы, ибо прикосновенность эта именно и означает
реальную встречу Бога с
человеком в живом личном опыте, личное мифотворчество.
Однако в то же время не менее
реальной остается индивидуация, противопоставление отдельных
людей, как индивидов, Христу-человечеству в них же.
На Страшном суде
человек, поставленный лицом к лицу с Христом и в Нем познавший истинный закон своей жизни, сам сделает в свете этого сознания оценку своей свободе в соответствии тому «подобию», которое создано творчеством его жизни, и сам различит в нем призрачное, субъективное, «психологическое» от подлинного,
реального, онтологического.
Каждый раз, когда он думал о большевиках, — большевизм олицетворялся пред ним в лице коренастого, спокойного Степана Кутузова. За границей существовал основоположник этого учения, но Самгин все еще продолжал называть учение это фантастической системой фраз, а Владимира Ленина мог представить себе только как интеллигента, книжника, озлобленного лишением права жить на родине, и скорее голосом, чем
реальным человеком.
Также чувствовал я себя связанным с
реальными людьми русской земли: с Чаадаевым, с некоторыми славянофилами, с Герценом, даже с Бакуниным и русскими нигилистами, с самим Л. Толстым, с Вл. Соловьевым.
Он фантаст, изображающий не
реальных людей, а элементарных злых духов, прежде всего духа лжи, овладевшего Россией.
Неточные совпадения
Кутузов был величиной
реальной, давно знакомой. Он где-то близко и действует как организатор. С каждой встречей он вызывает впечатление
человека, который становится все более уверенным в своем значении, в своем праве учить, действовать.
«Дома у меня — нет, — шагая по комнате, мысленно возразил Самгин. — Его нет не только в смысле
реальном: жена, дети, определенный круг знакомств, приятный друг, умный
человек, приблизительно равный мне, — нет у меня дома и в смысле идеальном, в смысле внутреннего уюта… Уот Уитмэн сказал, что
человеку надоела скромная жизнь, что он жаждет грозных опасностей, неизведанного, необыкновенного… Кокетство анархиста…
«Сыты», — иронически подумал он, уходя в кабинет свой, лег на диван и задумался: да, эти
люди отгородили себя от действительности почти непроницаемой сеткой слов и обладают завидной способностью смотреть через ужас
реальных фактов в какой-то иной ужас, может быть, только воображаемый ими, выдуманный для того, чтоб удобнее жить.
«Нет,
люди здесь проще, ближе к простому,
реальному смыслу жизни. Здесь нет Лютовых, Кутузовых, нет философствующих разбойников вроде Бердникова, Попова. Здесь и социалисты —
люди здравомыслящие, их задача сводится к
реальному делу: препятствовать ухудшению условий труда рабочих».
Он понимал, что на его глазах идея революции воплощается в
реальные формы, что, может быть, завтра же, под окнами его комнаты,
люди начнут убивать друг друга, но он все-таки не хотел верить в это, не мог допустить этого.