Неточные совпадения
Однако рассудочная невозможность и противоречивость не есть гарантия
реальной невозможности (вера в это была подорвана еще греческой философией: Платоном, Зеноном, — а в новое
время Гегелем, который в своей «Логике», как бы ни были велики ее заблуждения, навсегда показал невозможность остановиться на любом из рассудочных определений и проявил при этом даже своеобразный пафос противоречий: der Wiederspruch ist Fortleitende!
Августина, именно о том, что делал Бог до творения мира, тем самым расширяется в более общий вопрос об отношении Творца к творению или о
реальном присутствии Его во
времени, о самоуничижении Тчорца чрез вхождение во временность и как бы совлечение с себя вечности.
Эта свобода должна мыслиться со всею реальностью, как и
время: если во
времени каждый его момент есть окно в вечность, как бы ее точка, то и в становлении чрез свободу мы имеем
реальное касание вечности, рождение для нее.
София содержит в себе живой и
реальный синтез
времени, в котором уже переходятся грани
времени (хотя и не временности вообще).
Однако в то же
время не менее
реальной остается индивидуация, противопоставление отдельных людей, как индивидов, Христу-человечеству в них же.
В таинстве, как теургическом акте, есть
реальное действие и присутствие Бога, это составляет в нем «трансцендентный», безусловно чудесный элемент, который в то же
время сочетается с космическою стихией и человеческим естеством.
Художников это баловало, и не все из них умели держать себя в пределах умеренности и забывались, но, к удивлению, все это им сходило с рук в размерах, непонятных для нынешнего
реального времени.
Неточные совпадения
«У него тоже были свои мысли, — подумал Самгин, вздохнув. — Да, “познание — третий инстинкт”. Оказалось, что эта мысль приводит к богу… Убого. Убожество. “Утверждение земного
реального опыта как истины требует служения этой истине или противодействия ей, а она, чрез некоторое
время, объявляет себя ложью. И так, бесплодно, трудится, кружится разум, доколе не восчувствует, что в центре круга — тайна, именуемая бог”».
— Ни одной минуты не принимаю тебя за
реальную правду, — как-то яростно даже вскричал Иван. — Ты ложь, ты болезнь моя, ты призрак. Я только не знаю, чем тебя истребить, и вижу, что некоторое
время надобно прострадать. Ты моя галлюцинация. Ты воплощение меня самого, только одной, впрочем, моей стороны… моих мыслей и чувств, только самых гадких и глупых. С этой стороны ты мог бы быть даже мне любопытен, если бы только мне было
время с тобой возиться…
По обыкновению, шел и веселый разговор со множеством воспоминаний, шел и серьезный разговор обо всем на свете: от тогдашних исторических дел (междоусобная война в Канзасе, предвестница нынешней великой войны Севера с Югом, предвестница еще более великих событий не в одной Америке, занимала этот маленький кружок: теперь о политике толкуют все, тогда интересовались ею очень немногие; в числе немногих — Лопухов, Кирсанов, их приятели) до тогдашнего спора о химических основаниях земледелия по теории Либиха, и о законах исторического прогресса, без которых не обходился тогда ни один разговор в подобных кружках, и о великой важности различения
реальных желаний, которые ищут и находят себе удовлетворение, от фантастических, которым не находится, да которым и не нужно найти себе удовлетворение, как фальшивой жажде во
время горячки, которым, как ей, одно удовлетворение: излечение организма, болезненным состоянием которого они порождаются через искажение
реальных желаний, и о важности этого коренного различения, выставленной тогда антропологическою философиею, и обо всем, тому подобном и не подобном, но родственном.
Жизнь того
времени представляла собой запертую храмину, ключ от которой был отдан в бесконтрольное заведывание табели о рангах, и последняя настолько ревниво оберегала ее от сторонних вторжений, что самое понятие о «
реальном» как бы исчезло из общественного сознания.
Но как ни безупречна была, в нравственном смысле, убежденная восторженность людей кружка, она в то же
время страдала существенным недостатком. У нее не было
реальной почвы. Истина, добро, красота — вот идеалы, к которым тяготели лучшие люди того
времени, но, к сожалению, осуществления их они искали не в жизни, а исключительно в области искусства, одного беспримесного искусства.