Неточные совпадения
В свете религиозного
опыта, как ни скудна его мера, зрится и оценивается «
мир сей» с его тревогами и вопрошаниями.
Соединить же правду того и другого, Найти не «синтез», но жизненное единство, в живом
опыте познать Бога в
мире, а
мир в Боге — это предельная задача религиозного сознания, поставленная его историей.
В известном смысле можно считать (гносеологически) трансцендентным сознанию всякую транссубъективную действительность: внешний
мир, чужое «я», гору Эльбрус, Каспийское море, всякую неосуществленную возможность нового
опыта.
На это нельзя ответить одним умозрением (как обычно принято думать) или же
опытом имманентным, на это можно ответить лишь новым
опытом, расширением и преобразованием
опыта, предполагая, конечно, что наше космическое естество узнает особым, совершенно неопределимым и ни к чему не сводимым чувством область иного
мира, для него «сверхъестественную».
Впрочем, поскольку «духовное знание» есть действительно знание, т. е. методически совершающееся развертывание проблем, утончение наблюдений, обогащение, усовершенствование, упорядочение
опыта, постольку оно еще относится к области знания, имманентной этому
миру.
Трансцендентное в самом общем смысле, т. е. превышающее всякую меру человеческого
опыта, сознания и бытия, вообще «этого
мира», дано в первичном религиозном переживании, поскольку в нем содержится чувство Бога, — это есть основная музыка религии.
Однако только опознанное в религиозном
опыте Трансцендентное, сущее выше
мира, открывает глаза на трансцендентное в
мире, другими словами, лишь непосредственное чувство Бога дает видеть божественное в
мире, познавать
мир как откровение Божие, научает в имманентном постигать трансцендентное, воспринимать
мир как Бога, становящегося и открывающегося.
Места для веры и откровения здесь не остается, н если и можно говорить об откровениях высших сфер в смысле «посвящения», то и это посвящение, расширяя область
опыта, качественно ее не переступает, ибо и иерархии эти принадлежат тоже еще к «
миру», к области имманентного.
Следует различать между расширением нашего
опыта, открывающим нам новые
миры (безразлично, будет ли это
мир, изучаемый телескопом или же астральным ясновидением), и его прорывом, которым является соприкосновение с началом, трансцендентным
миру, т. е. с Богом.
Вещь в себе трансцендентна
опыту, — категории феноменального
мира неприложимы к ноумену, совершенно в том же смысле и по тем же, в сущности, основаниям, по каким, напр., И. Ск.
Беме в качестве основной задачи ставит себе опирающуюся на мистический
опыт «дедукцию» Бога и
мира: каким образом из Ничто или в Ничто возникает Бог, а в Боге или из Бога возникает
мир?
Идея творения
мира Богом поэтому не притязает объяснить возникновение
мира в смысле эмпирической причинности, она оставляет его в этом смысле необъясненным и непонятным; вот почему она совершенно не вмещается в научное мышление, основывающееся на имманентной непрерывности
опыта и универсальности причинной связи, она остается для него бесполезна и ему чужда, — есть в этом смысле заведомо ненаучная идея.
В вечной же основе тварности самого различия между свободой и необходимостью, имеющего полную реальность для твари, вовсе нет, она трансцендентна свободе-необходимости [Таким образом, получается соотношение, обратное тому, что мы имеем у Канта: у него свобода существует только для ноумена и ее в
мире опыта нет, а всецело царит необходимость; по нашему же пониманию, свобода существует только там, где есть необходимость, т. е. в тварном самосознании, ее нельзя приписать вечности, как нельзя ей приписать и необходимости.].
Эта внутренняя форма, осуществляющаяся в духовном теле, остается недоступной нашему теперешнему
опыту, скованному реальной пространственностью
мира.
Этот замысел мог появиться у такого тварного существа, которое, принадлежа к тварному
миру, по собственному
опыту знало силу небытия, ибо ее актуализировало в себе как зло слепым бунтовщическим актом.
Неточные совпадения
— Семинарист, — повторил Долганов, снова закидывая волосы на затылок так, что обнажились раковины ушей, совершенно схожих с вопросительными знаками. — Затем, я — человек, убежденный, что
мир осваивается воображением, а не размышлением. Человек прежде всего — художник. Размышление только вводит порядок в его
опыт, да!
«Я обязан сделать это из уважения к моему житейскому
опыту. Это — ценность, которую я не имею права прятать от
мира, от людей».
Прежде Вера прятала свои тайны, уходила в себя, царствуя безраздельно в своем внутреннем
мире, чуждаясь общества, чувствуя себя сильнее всех окружающих. Теперь стало наоборот. Одиночность сил, при первом тяжелом
опыте, оказалась несостоятельною.
Угадывая законы явления, он думал, что уничтожил и неведомую силу, давшую эти законы, только тем, что отвергал ее, за неимением приемов и свойств ума, чтобы уразуметь ее. Закрывал доступ в вечность и к бессмертию всем религиозным и философским упованиям, разрушая, младенческими химическими или физическими
опытами, и вечность, и бессмертие, думая своей детской тросточкой, как рычагом, шевелить дальние
миры и заставляя всю вселенную отвечать отрицательно на религиозные надежды и стремления «отживших» людей.
Война горьким
опытом своим научает тому, что народ должен стяжать себе положительную силу и мощь, чтобы осуществить свою миссию в
мире.