Неточные совпадения
В учении Оригена
идеям отрицательного богословия принадлежит свое определенное место, причем нельзя не видеть близости его в этом отношении к Плотину. В книге первой сочинения «О
началах», содержащей общее учение о Боге, резко утверждается Его трансцендентность и непостижимость. «Опровергши, по возможности, всякую мысль о телесности Бога, мы утверждаем, сообразно
с истиной, что Бог непостижим (mcompehensibilis) и неоценим (inaestimabilis).
Правда, эта последняя ступень, установляющая иерархическое соотношение Творца, Софии и мира, далеко не достаточно проявлена в ранних и средних диалогах Платона, где может скорее получиться такое впечатление, что мир
идей, София, и есть самое высшее
начало мира, почти сливается
с Божеством.
Начало, т. е. Божественная София, в премирном своем существовании, пребывает трансцендентна миру
с его неизбежным дуализмом неба и земли,
идей и материи, но в то же время небо и земля создаются именно в
Начале, обосновываются в своем бытии в сверхбытийной Софии.
Это превращение мужского
начала в женское так болезненно, что, если бы люди могли составить себе об этом
идею, они поняли бы, что
с этим не сравнится никакая физическая боль».].
Мужское
начало, солнечное, гениальное, логическое, является зачинательным, ему принадлежит тема, мотив, импульс,
с ним связано узрение софийных сущностей, созерцание
идей.
Даже непримиримость к «звериному»
началу государственности у Л. Н. Толстого, у которого все положительные
идеи облекаются в отрицания, принимают форму «нетовщины», говорит о том же, как и мистическая революционность интеллигенции
с ее исканиями невидимого грядущего града [К этому стану в последние годы литературно примкнул и Д.
С. Мережковский.
Неточные совпадения
Как и все добрые начальники, бригадир допускал эту последнюю
идею лишь
с прискорбием; но мало-помалу он до того вник в нее, что не только смешал команду
с хлебом, но даже
начал желать первой пуще последнего.
— Для серьезной оценки этой книги нужно, разумеется, прочитать всю ее, — медленно
начал он, следя за узорами дыма папиросы и
с трудом думая о том, что говорит. — Мне кажется — она более полемична, чем следовало бы. Ее
идеи требуют… философского спокойствия. И не таких острых формулировок… Автор…
Начиная с детства, в семье, в школе, в литературе нам внушают неизбежность жертвенного служения обществу, народу, государству,
идеям права, справедливости.
Услышит о каком-нибудь замечательном произведении — у него явится позыв познакомиться
с ним; он ищет, просит книги, и если принесут скоро, он примется за нее, у него
начнет формироваться
идея о предмете; еще шаг — и он овладел бы им, а посмотришь, он уже лежит, глядя апатически в потолок, и книга лежит подле него недочитанная, непонятая.
Он углубился в сравнение себя
с «другим». Он
начал думать, думать: и теперь у него формировалась
идея, совсем противоположная той, которую он дал Захару о другом.