Попадья глухо заволновалась; вероятно, она пришла в себя, и ей нужно было что-то сказать, но вместо слов из горла ее выходил глухо отрывистый хрип. О. Василий отнял руки от лица: на нем не было слез, оно было вдохновенно и строго, как
лицо пророка. И когда он заговорил, раздельно и громко, как говорят с глухими, в голосе его звучала непоколебимая и страшная вера. В ней не было человеческого, дрожащего и в силе своей; так мог говорить только тот, кто испытывал неизъяснимую и ужасную близость Бога.
Неточные совпадения
Фразу сказал министр с
лицом солидного лакея первоклассной гостиницы, он сказал ее нахмурив
лицо и тоном
пророка.
Особенная эта служба состояла в том, что священник, став перед предполагаемым выкованным золоченым изображением (с черным
лицом и черными руками) того самого Бога, которого он ел, освещенным десятком восковых свечей, начал странным и фальшивым голосом не то петь, не то говорить следующие слова: «Иисусе сладчайший, апостолов славо, Иисусе мой, похвала мучеников, владыко всесильне, Иисусе, спаси мя, Иисусе спасе мой, Иисусе мой краснейший, к Тебе притекающего, спасе Иисусе, помилуй мя, молитвами рождшия Тя, всех, Иисусе, святых Твоих,
пророк же всех, спасе мой Иисусе, и сладости райския сподоби, Иисусе человеколюбче!»
На этом гробе, на этом кладбище разбрасывался во все стороны равноконечный греческий крест второго храма — храма распростертых рук, жизни, страданий, труда. Колоннада, ведущая к нему, была украшена статуями ветхозаветных
лиц. При входе стояли
пророки. Они стояли вне храма, указывая путь, по которому им идти не пришлось. Внутри этого храма были вся евангельская история и история апостольских деяний.
Вместо всяких правил прежних исповеданий, учение это выставляло только образец внутреннего совершенства, истины и любви в
лице Христа и последствия этого внутреннего совершенства, достигаемого людьми, — внешнего совершенства, предсказанного
пророками, — царства божия, при котором все люди разучатся враждовать, будут все научены богом и соединены любовью и лев будет лежать с ягненком.
— Не говорите этого! Слышите! Не говорите этого при мне! — сердито крикнула, вся изменившись в
лице. Дора, и, окинув Долинского грозным, величественные взглядом, прошептала:
пророк!