Последняя вплетается в ткань времени в
качестве одной из образующих ее сил, причем, однако, и при наличности вносимых ею вариантов сохраняет свою силу общий закон исторического ряда.
Неточные совпадения
Αλλ' έ'κβιβάσαντες αι5τό πάσης ποιότητος — εν γαρ των εις την μακαριότητα αυτού και την ακραν εύδαιμονίαν fjv το ψιλήν ανευ χαρακτήρας την ΰπαρξιν καταλαμβάνεσθαι — την κατά το είναι μόνον φαντασίαν ένεδέξαντο, μη μορφώσαντες αυτό» (Сущее не сравнивают ни с какой идеен о происшедшем, но, освободив его от всякого
качества, — ибо
одно только ответствовало бы высшему его блаженству и предельному счастью, — принимают его как новое бытие без всякого
качества, допускают относительно его только представление о бытии, совершенно его не определяя...
«Сефиры (энергии Божества, лучи его) никогда не могут понять бесконечного Эн-соф, которое является самым источником всех форм и которое в этом
качестве само не имеет никаких: иначе сказать, тогда как каждая из сефир имеет хорошо известное имя, оно
одно его не имеет и не может иметь. Бог остается всегда существом несказанным, непонятным, бесконечным, находящимся выше всех миров, раскрывающих Его присутствие, даже выше мира эманации».
Словом праздна, по мнению св. Григория Нисского, выражается, что «не была еще в действительности, имела же бытие в
одной только возможности, а словом безразлична — что
качества еще не были отделены
одно от другого и не могли быть познаваемы каждое в особенности и само по себе, но все представлялось взору в каком-то слитном и безраздельном
качестве, не усматривалось в подлежащем ни цвета, ни образа, ни объема, ни тяжести, ни количества, ни чего-либо иного ему подобного, отдельно в себе самом взятого» (Творения св. Григория епископа Нисского, часть 1.
И хотя бы естественно стихии сии, по причине вложенных в них противоположных
качеств, далеко отвлекло
одну от другой, удерживая каждую из них от смешения с противоположною, тем не менее душа будет при каждой стихии, познавательной силой касаясь и держась свойственного ей, пока не произойдет опять стечения разъединенных стихий в
одну совокупность для восстановления разложившегося, что в собственном смысле есть воскресение и им именуется»…
Оздоровление пола, чистота и целомудрие не есть только отрицательное
качество полового воздержания, которое может соединяться и с глубокой развращенностью, оно есть и положительная сила — безгрешности в поле [Из бесчисленных свидетельств об этом в аскетической литературе приведем для примера только
одно.
Не то чтобы христианство вышло из
одного только иудейства, оно в такой же степени имеет в
качестве своей предпосылки и язычество; лишь потому его возникновение есть великое всемирно-историческое событие» (ib., 78).
— Во-первых, на это существует жизненный опыт; а во-вторых, доложу вам, изучать отдельные личности не стоит труда. Все люди друг на друга похожи как телом, так и душой; у каждого из нас мозг, селезенка, сердце, легкие одинаково устроены; и так называемые нравственные
качества одни и те же у всех: небольшие видоизменения ничего не значат. Достаточно одного человеческого экземпляра, чтобы судить обо всех других. Люди, что деревья в лесу; ни один ботаник не станет заниматься каждою отдельною березой.
Но, по моему мнению, в этом-то и заключается главное зло, так что гораздо было бы лучше, если б эта практика преуспевала в виде особой статьи, нежели вторгалась в жизнь, в
качестве одного из ее составных элементов.
Граф Кушелев-Безбородко держал тогда открытый дом, где пировала постоянно пишущая братия. Там, сначала в
качестве одного из соредакторов"Русского слова", заседал и An. Григорьев (это было еще до моего переселения в Петербург), а возлияниями Бахусу отличались всего больше поэты Мей и Кроль, родственник графа по жене.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Очень почтительным и самым тонким образом. Все чрезвычайно хорошо говорил. Говорит: «Я, Анна Андреевна, из
одного только уважения к вашим достоинствам…» И такой прекрасный, воспитанный человек, самых благороднейших правил! «Мне, верите ли, Анна Андреевна, мне жизнь — копейка; я только потому, что уважаю ваши редкие
качества».
Идиоты вообще очень опасны, и даже не потому, что они непременно злы (в идиоте злость или доброта — совершенно безразличные
качества), а потому, что они чужды всяким соображениям и всегда идут напролом, как будто дорога, на которой они очутились, принадлежит исключительно им
одним.
Есть люди, которые, встречая своего счастливого в чем бы то ни было соперника, готовы сейчас же отвернуться от всего хорошего, что есть в нем, и видеть в нем
одно дурное; есть люди, которые, напротив, более всего желают найти в этом счастливом сопернике те
качества, которыми он победил их, и ищут в нем со щемящею болью в сердце
одного хорошего.
Но в глубине своей души, чем старше он становился и чем ближе узнавал своего брата, тем чаще и чаще ему приходило в голову, что эта способность деятельности для общего блага, которой он чувствовал себя совершенно лишенным, может быть и не есть
качество, а, напротив, недостаток чего-то — не недостаток добрых, честных, благородных желаний и вкусов, но недостаток силы жизни, того, что называют сердцем, того стремления, которое заставляет человека из всех бесчисленных представляющихся путей жизни выбрать
один и желать этого
одного.
Но потребуют, может быть, заключительного определения
одной чертою: кто же он относительно
качеств нравственных?