Та меональная основа телесности, которая в духовном теле остается лишь в потенциальности, ибо побеждена и до конца преодолена идеей, здесь, в «земном теле», утверждает свою актуальность, а
идея становится только искомой и заданной; отсюда и возникает процесс, развитие, становление.
Неточные совпадения
И то, что загорелось в душе впервые со дней Кавказа, все
становилось властнее и ярче, а главное — определеннее: мне нужна была не «философская»
идея Божества, а живая вера в Бога, во Христа и Церковь.
Отчасти в русле
идей В. С. Соловьева написана и
статья С. Н. Булгакова «Война и русское самосознание» (М., 1915).].
В этом смысле понимается и
идея «откровения» и «откровенной» религии: «откровенная (geoffenbarte) религия есть очевидная (offenbare), ибо в ней Бог
стал вполне очевидным.
Это есть не только отношение духа к абсолютному духу, но сам абсолютный дух относит себя к тому, что мы положили на другой стороне как различие; и выше религии есть,
стало быть,
идея духа, который относится к самому себе, есть самосознание абсолютного духа…
Положительная основа бытия есть, прежде всего, мир божественных
идей, Бог в творении; эти
идеи всеменены в ничто, в беспредельность; и последняя
становится основой самостоятельного бытия в его независимости и свободе: все существует чрез Бога и от Бога, но именно тем самым оно получает силу быть в себе и для себя, вне Бога, как не-Бог или мир.
София то сближается до полного почти отожествления с Христом,
становясь лишь Его силою или атрибутом (так понималась
идея Айа-Софии в Царьграде при императоре Юстиниане), то с Богоматерью (празднование св. Софии и внешне соединяется с Успением Богоматери), то с прославленной Церковью, небесной и земной, то с женским образом Невесты из Песни Песней (на некоторых иконах), то даже с космосом.
И только потому ему и задана именно эта
идея, и, осуществляя ее, ею и в ней оно входит в организм Софии,
становится причастным δν και παν.
Идеи-имена, которые составляют онтологическую основу общих понятий, суть первообразы существ в Софии, вне которых ничто не
становится причастно бытия.
Если душа очистилась, она
становится идеей и логосом и совершенно бестелесной, духовной и исполненной божественного, откуда источник красоты и всего сродного» (ib.).
Во Христе человечество принесло покаяние и жертву, возродилось и
стало соответствовать воле Божией. Оно сделалось иным, и притом
стало выше по существу (хотя и не по состоянию), чем было в раю, насколько новый Адам выше и больше первого. Потому и с этой стороны должна быть отвергнута оригеновская
идея апокатастасиса, одного лишь восстановления прежнего, без создания нового.
Даже непримиримость к «звериному» началу государственности у Л. Н. Толстого, у которого все положительные
идеи облекаются в отрицания, принимают форму «нетовщины», говорит о том же, как и мистическая революционность интеллигенции с ее исканиями невидимого грядущего града [К этому
стану в последние годы литературно примкнул и Д. С. Мережковский.
Конечно, либерализм был менее опасен, чем новая пугачевщина, но страх и отвращение от либеральных
идей стали так сильны, что правительство не могло более примириться с цивилизациею.
Неточные совпадения
— Мы видим, что в Германии быстро создаются условия для перехода к социалистическому строю, без катастроф, эволюционно, — говорил Прейс, оживляясь и даже как бы утешая Самгина. — Миллионы голосов немецких рабочих, бесспорная культурность масс, огромное партийное хозяйство, — говорил он, улыбаясь хорошей улыбкой, и все потирал руки, тонкие пальцы его неприятно щелкали. — Англосаксы и германцы удивительно глубоко усвоили
идею эволюции, это
стало их органическим свойством.
— Социализм, по его
идее, древняя, варварская форма угнетения личности. — Он кричал, подвывая на высоких нотах, взбрасывал голову, прямые пряди черных волос обнажали на секунду угловатый лоб, затем падали на уши, на щеки, лицо
становилось узеньким, трепетали губы, дрожал подбородок, но все-таки Самгин видел в этой маленькой тощей фигурке нечто игрушечное и комическое.
— Правильная оценка. Прекрасная
идея. Моя
идея. И поэтому: русская интеллигенция должна понять себя как некое единое целое. Именно. Как, примерно, орден иоаннитов, иезуитов, да! Интеллигенция, вся, должна
стать единой партией, а не дробиться! Это внушается нам всем ходом современности. Это должно бы внушать нам и чувство самосохранения. У нас нет друзей, мы — чужестранцы. Да. Бюрократы и капиталисты порабощают нас. Для народа мы — чудаки, чужие люди.
— Лозунг командующих классов — назад, ко всяческим примитивам в литературе, в искусстве, всюду. Помните приглашение «назад к Фихте»? Но — это вопль испуганного схоласта, механически воспринимающего всякие
идеи и страхи, а конечно, позовут и дальше — к церкви, к чудесам, к черту, все равно — куда, только бы дальше от разума истории, потому что он
становится все более враждебен людям, эксплуатирующим чужой труд.
— Она! Слова ее! Жива! Ей — лет семьдесят, наверное. Я ее давно знаю, Александра Пругавина знакомил с нею. Сектантка была, сютаевка, потом
стала чем-то вроде гадалки-прорицательницы. Вот таких, тихонько, но упрямо разрушавших
идею справедливого царя, мы недостаточно ценим, а они…