Чтобы оценить
значение веры, нужно прежде всего принять, что вера хотя и не подчиняется категориям логического, дискурсивного познания, однако тем самым еще не низводится на степень субъективного верования, вкуса или прихоти, ибо такое истолкование противоречит самому существу веры: это была бы неверующая вера.
В этой отчужденности от веры заключается одна из поразительных особенностей нашей эпохи, благодаря которой одни, умы более грубые, видят в вере род душевного заболевания, а другие — «психологизм», субъективизм, настроение, но одинаково те и другие не хотят считаться с гносеологическим
значением веры как особого источника ведения и в религиозном опыте видят только материал для «религиозной психологии» или психиатрии.
Значение веры в этом смысле выдвинуто было в полемике с Кантом уже Якоби, который считал областью веры не только бытие божественного мира, но и эмпирического, и таким образом профанировал или, так сказать, секуляризировал понятие веры [«Durch den Glauben wissen wir, dass wir einen Körper haben (!) und dass ausser uns andere Körper und andere denkende Wesen vorhanden sind.
Неточные совпадения
Для религиозного самоощущения решающим остается одно: прикосновение Божества,
вера, «яко есть» [На
значение пессимизма и потребности искупления указывают с особой настойчивостью философы пессимизма Гартман и Древе.
И миропознание — будет ли это естествознание (в широчайшем, всеобъемлющем смысле слова) или «духовное знание» при свете
веры в Бога получает совсем новое
значение.
Обычно это религиозное опознание называется
верой, которая и получает поэтому столь центральное
значение в гносеологии религии: анализ природы
веры есть своего рода «критика религиозного разума».
Вера, на которой утверждается религия, не может ограничиваться субъективным настроением, «Богом в душе», она утверждает, что Бог есть, как трансцендентное, есть вне меня и лишь потому есть во мне [Понятие «есть» в применении к Богу употребляется здесь только в предварительном и условном
значении, в противопоставлении субъективизму.
Но они получают жизненное
значение, поскольку становятся предметом деятельной и живой
веры, надежды и любви, регулятивом религиозной жизни.
(Ниже, в связи с учением о догмате, нам еще придется коснуться вопроса о
значении предания для
веры.)
Конечно, остается недоступной человеческому уму тайной боговоплощения, каким образом воплотившийся Бог мог так закрыть Божество человечеством, чтобы оказаться способным и совершить подвиг
веры в Бога, и испытать человеческое чувство богооставленности, но это показывает именно на глубочайшую человечность
веры, ее исключительное
значение и неустранимость подвига
веры для человека.].
В истории философии понятию
веры придается иногда расширенное гносеологическое
значение, этим именем называется всякая интуиция, установляющая транссубъективное бытие, — внешнего ли мира или чужого «я».
Отсюда проистекает первостепенное регулятивное
значение догматики и педагогическое
значение обучения истинам
веры, в какой бы форме оно ни совершалось.
Можно, однако, поставить вопрос: если в мифе религия имеет откровение самой Истины, доступное оку
веры, то какое же
значение имеет еще философствование о том же?
Переведенное на религиозный язык, т. е. на язык отрицательного богословия, кантовское учение о вещи в себе, установляющее права
веры («практического разума») и открывающее двери мистике, получает совершенно особенное
значение.
Однако лишь путем благочестивых браков и брачных зачатий можно дойти до того Рождения, которое «сотрет главу змея», и самые страдания беременности получают искупительное
значение для жены, прельстившей Адама, по слову апостола: «и не Адам прельщен, но жена, прельстившись, впала в преступление, впрочем, спасется чрез чадородие, если пребудет в
вере и любви и святости с целомудрием — μετά σωφροσύνης» (1 Тим.
Неточные совпадения
Разговорам ее о религии он не придавал
значения, считая это «системой фраз»; украшаясь этими фразами, Марина скрывает в их необычности что-то более значительное, настоящее свое оружие самозащиты; в силу этого оружия она верит, и этой
верой объясняется ее спокойное отношение к действительности, властное — к людям. Но — каково же это оружие?
Райский, воротясь домой, прежде всего побежал к
Вере и, под влиянием свежего впечатления, яркими красками начертил ей портрет Тушина во весь рост и
значение его в той сфере, где он живет и действует, и вместе свое удивление и рождающуюся симпатию.
Совершенно ясно, что эта исключительная роль марксизма объясняется
верой и совсем не может претендовать на научное
значение.
Но так как человеческая общественность была изолирована от мирового целого, от жизни космической и очень преувеличено было самостоятельное
значение общественности, то образовался рационалистический утопизм с его
верой в совершенное, до конца рациональное устроение общественной жизни, независимое от духовных основ жизни человека и мира.
Но это
значение уже, так сказать, мистическое, которое я не понимаю умом, а могу принять лишь
верой, или, вернее сказать, на
веру, подобно многому другому, чего не понимаю, но чему религия повелевает мне, однако же, верить.