Неточные совпадения
Но в этом смысле в психологизме могут считаться повинны решительно все деятельности
духа: разве познание не есть также факт душевной
жизни, разве мораль не имеет своей психологии (более придирчивые критики и рассматривают мораль лишь как психологический факт)?
Тогда он представится в надлежащем свете, именно как особое проявление религиозной
жизни, хотя сухое и рассудочное, как напряженная мысль о религии, связанная с ее изучением, а ведь и мысль, и научное постижение есть тоже
жизнь, совершается не вне человеческого
духа.
Рассуждая же в восходящем направлении (ανιόντες), скажем, что она не есть душа, или ум, не имеет ни фантазии, ни представления, ни слова, ни разумения; не высказывается и не мыслится; не есть число, или строй, или величина, или малость, или равенство, или неравенство, или сходство, или несходство; она не стоит и не движется, не покоится и не имеет силы, не есть сила или свет; не живет и не есть
жизнь; не сущность, не вечность и не время; не может быть доступна мышлению; не ведение, не истина; не царство и не мудрость; не единое, не единство (ένότης), не божество, не благость, не
дух, как мы понимаем; не отцовство, не сыновство, вообще ничто из ведомого нам или другим сущего, не есть что-либо из не сущего или сущего, и сущее не знает ее как такового (ουδέ τα οντά γινώσκει αυτόν ή αΰθή εστίν), и она не знает сущего как такового; и она не имеет слова (ουδέ λόγος αυτής εστίν), ни имени, ни знания; ни тьма, ни свет; ни заблуждение, ни истина; вообще не есть ни утверждение (θέσις), ни отрицание (αφαίρεσις); делая относительно нее положительные и отрицательные высказывания (των μετ αύτη'ν θέσεις καί οίραιρε'σεις ποιούντες), мы не полагаем и не отрицаем ее самой; ибо совершенная единая причина выше всякого положения, и начало, превосходящее совершенно отрешенное от всего (абсолютное) и для всего недоступное, остается превыше всякого отрицания» (καί υπέρ πασαν αφαίρεσιν ή υπεροχή των πάντων απλώς οίπολελυμένου και έιε' κείνα των όλων) (de mystica theologia, cap.
Он рождает себя в троякости, и при этом вечном рождении следует понимать только одно существо и рождение, ни отца, ни сына, ни
духа, но единую вечную
жизнь или благо» [Myst. magn. (1624), Cap.
В вечной природе существуют две области и заключена возможность двух
жизней: «огонь или
дух», обнаруживающийся как «молния огня» на четвертой ступени, силою свободы (опять и свобода у Беме мыслится вне отношения к личности, имперсонали-стически, как одна из сил природы) определяет себя к божественному единству или кротости, и благодаря этому первые 4 стихии становятся или основой для царства радости, или же, устремляясь к множественности и самости, делаются жертвой адского начала, причем каждое начало по-своему индивидуализирует бытие.
«Ибо все вещи произошли от вечного
духа, как образ вечного; невидимая сущность, которая есть Бог и вечность, в своем собственном вожделении ввела себя в видимую сущность и открылась чрез (mit) время таким образом, что она есть во времени как
жизнь, а время в ней как бы немо».
«
Духи ангелов не от века были телесны, но от века всегда были в дереве вечной
жизни эссенции, и от века их образ усматривался в Деве мудрости…
Духовный источник мироутверждения заключается в обращенности
духа ко многому и отвращенности от Божественного единого ничто [Эта
жизнь (тварности и раздора) должна прийти в ничто… таким образом в той же
жизни, в какой я ощущаю свою яйность (Ichheit), грех и смерть; она должна сойти в ничто, ибо в
жизни, каковая есть Бог во мне, я враждебен смерт и и греху; и по
жизни, которая есть еще в моей яйности, я чужд ничто как Божеств» (dem Nichts als der Gottheit) (IV, 359, § 63).
А что рождено из смерти, как из четырех элементов, как-то скот и вся
жизнь из четырех элементов, то не получит более тела; так же и
дух их рожден из четырех элементов, он разрушается вместе с элементами, и остается лишь фигура элементальных сущностей, как четырех вырождений.
Духа, как в связанном внутренним отношением и последовательно раскрывающемся акте Божественной
жизни.
Эту сущность надо видеть в чувственности, как особой самостоятельной стихии
жизни, отличной от
духа, но вместе с тем ему отнюдь не чуждой и не противоположной.
Об этом свидетельствует нам духовный опыт святых, стяжавших благодать св.
Духа и ософиенных в земном теле своем: они испытывали духовное услаждение всеми своими чувствами (ср., напр., рассказ Мотовилова [О цели христианской
жизни.
Здесь имеется полное и совершенное взаимопроникновение тела и
духа в едином жизнетворя щем акте «вечнующей
жизни».
Но она проникает всю
жизнь не только тела, но и
духа.
Человеческая смерть есть расторжение тела, возвращаемого земле, и
духа, временно ведущего
жизнь без тела и проходящего в ней неведомую стезю опыта.
Заметь притом, что вожделение женщины к мужчине производит
дух жизни, и вожделение мужчины к женщине одинаково воспроизводит
дух.
В недрах же
духа всякий человек остается все-таки двуполым, потому что иначе невозможна была бы его
жизнь.
Эта имманентная брачность человеческого
духа таит в себе разгадку творчества, которое есть не волевой акт, но духовное рождение, как об этом свидетельствует и гений языка, охотно применяющего к нему образы из области половой
жизни.
Смерть стала необходимым актом
жизни, а загробное существование неведомым, но спасительным путем возрастания и укрепления
духа.
Духа на апостолов, то становится уже невозможно уклониться от вывода, что временность, процесс, вводится здесь и в
жизнь св.
Возвышенность и серьезность
духа налагает печать строгости и красоты и на хозяйственный уклад
жизни, погоня же за эстетикой повседневности скорее свидетельствует об упадке чувства красоты, даже при утонченности вкуса.
Все христиане призваны к святости, все должны стремиться к стяжанию благодати св.
Духа (как определял цель христианской
жизни преп. Серафим Саровский), хотя цель эта достигается каждым на своем особом пути, ибо «дары различны и служения различны».
И когда тоска по
жизни в красоте с небывалой силой пробуждается в душе служителя искусства, в нем начинается трагический разлад: художнику становится мало его искусства, — он так много начинает от него требовать, что оно сгорает в этой огненности его
духа.
Неточные совпадения
Человеческая
жизнь — сновидение, говорят философы-спиритуалисты, [Спиритуали́зм — реакционное идеалистическое учение, признающее истинной реальностью
дух, а не материю.] и если б они были вполне логичны, то прибавили бы: и история — тоже сновидение.
Путешественники того времени единогласно свидетельствуют, что глуповская
жизнь поражала их своею цельностью, и справедливо приписывают это счастливому отсутствию
духа исследования.
Правда, когда они оба были в хорошем расположении
духа, радость
жизни их удвоялась.
Они оба одинаково старались в последующей
жизни вычеркнуть из своей памяти все уродливые, постыдные обстоятельства этого нездорового времени, когда оба они редко бывали в нормальном настроении
духа, редко бывали сами собою.
Но зачем же, спрашивал он всегда, зачем же такая важная, такая решительная для него и в то же время такая в высшей степени случайная встреча на Сенной (по которой даже и идти ему незачем) подошла как раз теперь к такому часу, к такой минуте в его
жизни, именно к такому настроению его
духа и к таким именно обстоятельствам, при которых только и могла она, эта встреча, произвести самое решительное и самое окончательное действие на всю судьбу его?