Неточные совпадения
Воплотившийся Бог до конца разделил судьбу испорченного грехом мира и человека, до крестной муки и смерти [«На землю сшел еси, да спасеши Адама, и на земли не обрет сего, Владыко, даже до ада снизшел, еси ищай» (Утреня Великой Субботы, Похвалы, статья первая, ст. 25).], и все отдельные моменты земной жизни Спасителя представляют как бы единый и слитный акт божественной
жертвы [Интересную литургическую иллюстрацию этой мысли мы имеем в том малоизвестном факте, что богослужения пред Рождеством
Христовым включают в себя сознательные и преднамеренные параллели богослужению Страстной седмицы, преимущественно Великой Пятницы и Субботы, и отдельные, притом характернейшие песнопения воспроизводятся здесь лишь с необходимыми и небольшими изменениями.
Во
Христе человечество принесло покаяние и
жертву, возродилось и стало соответствовать воле Божией. Оно сделалось иным, и притом стало выше по существу (хотя и не по состоянию), чем было в раю, насколько новый Адам выше и больше первого. Потому и с этой стороны должна быть отвергнута оригеновская идея апокатастасиса, одного лишь восстановления прежнего, без создания нового.
Можно не знать
Христа, будучи чуждым христианству (каковы и теперь нехристианские религии, в известной мере принадлежащие к еще дохристианской эпохе), но зная о Нем и в то же время отрицаясь Церкви, как единственного пути жизни в Нем, человек делается
жертвой религиозного обмана и самообмана.
Гуманность же, утверждающаяся без
Христа и помимо
Христа, есть религиозный обман, соблазн безбожным добром и безбожной любовью, этическое идолопоклонство, а ее успехи получают значение
жертв перед алтарем человекобожия.
Подобно тому как языческие кровавые жертвоприношения лишь предваряли подлинное мировое искупление через Голгофскую
жертву Христа, но самого искупления не достигали, так и творческие усилия человека, создавшего ценности культуры, до сих пор лишь предваряли подлинную религиозную эпоху творчества, которое осуществит иное бытие.
Припомнилось мне, как Карл Эккартсгаузен превосходно, в самых простых сравнениях умел представлять простым людям великость
жертвы Христова пришествия на землю, сравнивая это, как бы кто из свободных людей по любви к заключенным злодеям, сам с ними заключался, чтобы терпеть их злонравие.
Неточные совпадения
— Дурачок! Чтоб не страдать. То есть — чтоб его, народ, научили жить не страдая.
Христос тоже Исаак, бог отец отдал его в
жертву народу. Понимаешь: тут та же сказка о жертвоприношении Авраамовом.
Русская душа больше связывает себя с заступничеством Богородицы, чем с путем
Христовых страстей, с переживанием Голгофской
жертвы.
В польской душе есть переживание
Христова пути, страстей
Христовых, Голгофской
жертвы.
Если бы
Христос явился в силе и славе, как Царь, то Он не был бы Искупителем, то спасительная
жертва не совершилась бы.
Религия
Христа есть завет любви, а не
жертвы, религия Спасителя — Сына Божьего, а не спасителей-человеков.