Неточные совпадения
Единственным же путем реального, жизненного познания
Бога остается религиозный опыт.
Разве
Бог не есть
единственное и высшее единство?
Пускай вдумаются в смысл тех рассказов Библии, когда
Бог, для целей религиозного строительства или для испытания веры, разрешал или даже повелевал деяния, нравственности заведомо противоречившие: жертвоприношение
единственного сына, кровавое истребление целых народов, обман, воровство.
Но
единственный в своем роде пример такого соединения ноуменального и исторического, мифа и истории, несомненно представляют евангельские события, центром которых является воплотившийся
Бог — Слово, Он же есть вместе с тем родившийся при Тиверии и пострадавший при Понтии Пилате человек Иисус: история становится здесь непосредственной и величайшей мистерией, зримой очами веры, история и миф совпадают, сливаются через акт боговоплощения.
Разумеется, философия неизбежно стремится при этом к абсолютному, к всеединству, или к Божеству, насколько оно раскрывается в мышлении; в конце концов и она имеет своей
единственной и универсальной проблемой —
Бога, и только
Бога, она тоже есть богословие, точнее — богоискание, богоисследование, богомышление.
Безусловное отрицание всех определений, всякого да, вечное и абсолютное НЕ ко всему, ко всякому что полагается Абсолютным как
единственное его определение:
Бог есть НЕ-что (и НЕ-как, и НЕ-где, и НЕ-когда, и НЕ-почему).
Потому те из представителей «отрицательного богословия», которые, отрицая в применении к Божеству всякое кто или что, тем не менее оставляют в качестве
единственного его атрибута бытие, взятое в его противоположности к небытию, неправомерно вводят в трансцендентную идею Божества определение, заимствованное из области имманентного [Так, напр., Филон Александрийский, утверждая бескачественность
Бога, в то же время приписывает ему, в качестве
единственного определения, бытие: о ων (Vita Mos. 1 (14) 75. IV, 115).
Мир идей у Платона образует самостоятельную софийную фотосферу, одновременно и закрывающую и открывающую то, что за и над этой сферой — само Божество; идеи у Платона остаются в неустроенной и неорганизованной множественности, так что и относительно верховной идеи блага, идеи идей, не устранена двусмысленность, есть ли она Идея в собственном и
единственном смысле или же одна из многих идей, хотя бы и наивысшая (особое место в этом вопросе занимает, конечно, только «Тимей» с его учением о Демиурге [«Демиург» по-греч. означает «мастер», «ремесленник», «строитель»; у Платона — «Творец», «
Бог».
Последняя фраза в современном переводе читается так: «но
единственный Сын Божий, Тот, Восседающий рядом с Отцом, принес нам весть о
Боге» (Благая Весть. М., 1990.
Бог есть недоступное, трансцендентное НЕ для тварного, человеческого самосознания, — таково одно из значений кантонского учения о ноумене (мы знаем, что, к сожалению, оно не
единственное и даже не самое главное, исторически же оно получило совсем иное истолкование).
Сведенборг не в силах постигнуть тайну Троичности Божества, Троичность представляется ему трехбожием; он все говорит, что Христос есть
единственный Бог, что Бог — человек, что Троичность находится внутри Христа, как Его свойство.
— Ну, хорошо, это так, я допускаю, что
единственный бог есть бог — кислород, но твой полячок беден… «жена и дзеци», а им нужно дрова и свечи…
Неточные совпадения
И ему теперь казалось, что не было ни одного из верований церкви, которое бы нарушило главное, — веру в
Бога, в добро, как
единственное назначение человека.
Вспомнишь, бывало, о Карле Иваныче и его горькой участи —
единственном человеке, которого я знал несчастливым, — и так жалко станет, так полюбишь его, что слезы потекут из глаз, и думаешь: «Дай
бог ему счастия, дай мне возможность помочь ему, облегчить его горе; я всем готов для него пожертвовать».
Единственная перспектива, которую вполне четко и ясно указывают нам, — это перспектива библейского юноши Исаака — жертва
богам отцов, жертва их традициям…
Захар не старался изменить не только данного ему
Богом образа, но и своего костюма, в котором ходил в деревне. Платье ему шилось по вывезенному им из деревни образцу. Серый сюртук и жилет нравились ему и потому, что в этой полуформенной одежде он видел слабое воспоминание ливреи, которую он носил некогда, провожая покойных господ в церковь или в гости; а ливрея в воспоминаниях его была
единственною представительницею достоинства дома Обломовых.
— А спасенье есть. Вот оно, легкое, радостное. Спасенье это — пролитая за нас кровь
единственного сына
Бога, отдавшего себя за нас на мучение. Его мучение, его кровь спасает нас. Братья и сестры, — опять со слезами в голосе заговорил он, — возблагодарим
Бога, отдавшего
единственного сына в искупление за род человеческий. Святая кровь его…