Неточные совпадения
Незадолго до
смерти зимой 1941/42 г.
в статье «Расизм и христианство» он писал: «Есть особая предустановленность во взаимоотношении Германии и России, род эроса, поработительного со
стороны германской и пассивно-притягательного с русской…» (Подробнее см.: Булгаков С. Н. «Христианство и еврейский вопрос».
Но для этой цели недостаточно было усвоения лишь отдельных
сторон человечества, надо было принять его всецело,
в наибольшей полноте и силе, со всеми страданиями, мукой богооставленности и
смерти.
Рассматривая и ее как отвлеченное время, мы,
в сущности, не встречаем логических препятствий к тому, чтобы раздвинуть это время
в бесконечность, по крайней мере со
стороны будущего, ибо это отвлеченное время ведь не знает
смерти, представляющей собой как бы конец самого времени.
Неточные совпадения
—
В том-то и дело, что премерзейшее дело! Говорят, что Чичиков и что подписано завещание уже после
смерти: нарядили какую-то бабу, наместо покойницы, и она уж подписала. Словом, дело соблазнительнейшее. Говорят, тысячи просьб поступило с разных
сторон. К Марье Еремеевне теперь подъезжают женихи; двое уж чиновных лиц из-за нее дерутся. Вот какого роду дело, Афанасий Васильевич!
Ну, да все это вздор, а только она, видя, что ты уже не студент, уроков и костюма лишился и что по
смерти барышни ей нечего уже тебя на родственной ноге держать, вдруг испугалась; а так как ты, с своей
стороны, забился
в угол и ничего прежнего не поддерживал, она и вздумала тебя с квартиры согнать.
Ну! люди
в здешней
стороне! // Она к нему, а он ко мне, // А я… одна лишь я любви до
смерти трушу. — // А как не полюбить буфетчика Петрушу!
Ему казалось, что он весь запылился, выпачкан липкой паутиной; встряхиваясь, он ощупывал костюм, ловя на нем какие-то невидимые соринки, потом, вспомнив, что, по народному поверью, так «обирают» себя люди перед
смертью, глубоко сунул руки
в карманы брюк, — от этого стало неловко идти, точно он связал себя. И, со
стороны глядя, смешон, должно быть, человек, который шагает одиноко по безлюдной окраине, — шагает, сунув руки
в карманы, наблюдая судороги своей тени, маленький, плоский, серый, —
в очках.
Бальзаминов. Меня раза три травили. Во-первых, перепугают до
смерти, да еще бежишь с версту, духу потом не переведешь. Да и страм! какой страм-то, маменька! Ты тут ухаживаешь, стараешься понравиться — и вдруг видят тебя из окна, что ты летишь во все лопатки. Что за вид, со стороны-то посмотреть! Невежество
в высшей степени… что уж тут! А вот теперь, как мы с Лукьян Лукьянычем вместе ходим, так меня никто не смеет тронуть. А знаете, маменька, что я задумал?