Неточные совпадения
И если может показаться иным, что неуместно во время всеобщего землетрясения такими «отвлеченностями», то нам, наоборот, представляется обострение предельных вопросов
религиозного сознания как бы духовной мобилизацией для войны
в высшей, духовной
области, где подготовляются, а
в значительной мере и предрешаются внешние события.
И это потому, что он не видел
в религии самостоятельной
области духа, и не считал
религиозного сознания совершенно особой, самобытной стихией сознания вообще, но рассматривал религию исключительно
в плоскости этики, считая ее как бы музыкой морали и, пожалуй, ее восполнением.
На пути оккультного познания, как и всякого познания вообще, при постоянном и бесконечном углублении
в область божественного,
в мире нельзя, однако, встретить Бога,
в этом познании есть бесконечность —
в религиозном смысле дурная, т. е. уводящая от Бога, ибо к Нему не приближающая.
Можно, конечно, эту интуицию называть и верой, и «мистическим эмпиризмом», но при этом все-таки не надо забывать основного различия, существующего между этой интуицией и
религиозной верой: такая интуиция вполне остается
в пределах эмпирически данной действительности,
области «мира сего».
Таковы исключительно элементы религии, но вместе с тем все они и принадлежат сюда; нет чувства, которое не было бы
религиозным (курс. мой), или же оно свидетельствует о болезненном и поврежденном состоянии жизни, которое должно тогда обнаружиться и
в других
областях.
Ибо если они должны иметь значение, то они принадлежат к познанию, а что принадлежит к последнему, то уже лежит
в иной, не
религиозной области жизни» («Речи о религии», перев. С. Л. Франка, стр.47).
Религиозный алогизм Шлейермахера, являющийся следствием его имманентизма, вызвал гневную и резкую критику со стороны представителя противоположного, панлогического полюса
в имманентизме — именно Гегеля, для которого религия покрывается
областью логического мышления.
Мы уже указывали, что трансцендентное,
в своей соотносительности имманентному, имеет различные ступени или различную глубину, и, помимо трансцендентного
в собственном смысле, т. е.
области религиозной, существуют еще многие слои относительно-трансцендентного, открывающегося
в им манентном; рассуждая формально-гносеологически, во всех подобных случаях мы имеем наличность мифического прозрения или мифотворчество.
Миф возникает из
религиозного переживания, почему и мифотворчество предполагает не отвлеченное напряжение мысли, но некоторый выход из себя
в область бытия божественного, некое богодейство, — другими словами, миф имеет теургическое происхождение и теургическое значение [По определению
В. С. Соловьева, задача «свободной теургии» — «осуществление человеком божественных сил
в самом реальном бытии природы» (Соловьев
В. С. Соч.
Ведь
религиозная вера и мифотворчество не может же быть упразднено
в своей
области какой-либо философемой, и религия существует с большим достоинством вне всякой философии, нежели с несвободной, а потому и неискренней философией, которая как будто хочет показать своей «апологетикой», что сама религия нуждается
в апологии, задача апологетики, возомнившей себя
религиозной философией, есть поэтому вообще ложная задача, одинаково недостойная и религии, и философии, ибо
в ней соединяется отсутствие
религиозной веры и свободного философского духа.
И если мы еще чего-либо чаем на земле
в области религиозных откровений, это служит признаком того, что история внутренно еще не окончилась, независимо от продолжительности остающегося для нее времени (ибо густота или насыщенность времени бывает различна, и скорость событий изменяется с его темпом).
Неточные совпадения
— «Западный буржуа беднее русского интеллигента нравственными идеями, но зато его идеи во многом превышают его эмоциональный строй, а главное — он живет сравнительно цельной духовной жизнью». Ну, это уже какая-то поповщинка! «Свойства русского национального духа указуют на то, что мы призваны творить
в области религиозной философии». Вот те раз! Это уже — слепота. Должно быть, Бердяев придумал.
Единственный иерарх Церкви, представляющий некоторый интерес
в области мысли, архиепископ Иннокентий, принадлежит скорее
религиозной философии, чем богословию.
Я был первым и до сих пор остаюсь практически единственным человеком, который обнаружил эту главную ошибку современной философии; я показал, что все философы (за исключением Лейбница), начиная с Декарта и его последователя Спинозы, исходили из принципа разрушения и революции
в отношении
религиозной жизни, из принципа, который
в области политики породил конституционный принцип; я показал, что кардинальная реформа невозможна, если только она не будет проходить и
в философии и
в политике.
Митрополит Филарет был очень талантливый человек, но для
религиозной философии он совсем неинтересен, у него не было
в этой
области своих интересных мыслей.
Но она была не из тех дам, чтобы сробеть и спасовать
в области нравственных и
религиозных вопросов.