Бог есть также лишь положение или модус абсолютного Ничто, так сказать, абсолютное, обращенное к миру, космическая его ипостась, причем другим таковым же модусом является мир, и эта одинаковая модальность бога и мира, и их в этом смысле единосущность придает им в равной степени, хотя и в разном смысле, характер преходящести, относительности: «и
бог проходит», по классической формуле Эккегарта.
Неточные совпадения
В новом, никогда доселе неведомом ясновидении сердца — вместе с крестной мукой
сходила в него небесная радость, и с тьмою богооставленности в душе воцарялся
Бог.
Отвлечение в применении к
Богу от всяких положительных определений, как связанных с тварностью, красной нитью
проходит систему Эккегарта, этому соответствует и главная религиозная добродетель, им проповедуемая, — Abgeschiedenheit, отрешенность, которая выше любви, выше смирения: «
Бог не имеет имени, ибо никто не может о Нем что-либо высказать или узнать.
Они находятся в определенном иерархическом соотношении, как ступени самооткровения Ничто. Онтологически единосущны и мир, и
бог, насколько оба они суть модусы Ничто, в котором возникает все. И если на пути возвращения к этому Ничто человек должен восходить к
богу (или
богам), а далее
проходить чрез
бога и за
бога, то лишь потому, что нельзя подняться на последнюю ступень, минуя предпоследнюю, а богобытие и есть эта предпоследняя ступень.
Духовный источник мироутверждения заключается в обращенности духа ко многому и отвращенности от Божественного единого ничто [Эта жизнь (тварности и раздора) должна прийти в ничто… таким образом в той же жизни, в какой я ощущаю свою яйность (Ichheit), грех и смерть; она должна
сойти в ничто, ибо в жизни, каковая есть
Бог во мне, я враждебен смерт и и греху; и по жизни, которая есть еще в моей яйности, я чужд ничто как Божеств» (dem Nichts als der Gottheit) (IV, 359, § 63).
«Посвящение» в мистерии, по немногим дошедшим до нас сведениям, сопровождалось такими переживаниями, которые новой гранью отделяли человека от его прошлого [Вот известное описание переживаний при посвящении в таинства Изиды у Апулея (Metam. X, 23): «Я дошел до грани смерти, я вступил на порог Прозерпины, и, когда я
прошел через все элементы, я снова возвратился назад; в полночь я видел солнце, сияющее ясно белым светом; я предстоял пред высшими и низшими
богами лицом к лицу и молил их в самой большой близости» (accessi confinium mortis et calcato Proserpinae limine per omnia vectus elemanta remeavi, nocte media vidi solem candido coruscantem lumine; deos inferos et deos superos accessi coram et adoravi de proximo).
Ибо,
проходя и осматривая ваши святыни, я нашел и жертвенник, на котором написано: неведомому
Богу.
Он возвратился оттуда, так сказать, с другого конца,
пройдя весь загробный круг (так, по египетским верованиям, ладья
бога Ра погружается в царство мертвых на западе и в течение ночи
проходит его целиком, выходя уже на востоке).
Здесь также совершается в миги божественного озарения как бы некое пресуществление человеческого естества, его обожение: недаром же Моисей,
сойдя с горы Синая, сохранил на себе след сияния Божества [«Когда
сходил Моисей с горы Синая, и две скрижали откровения были в руке у Моисея при сошествии его с горы, то Моисей не знал, что лице его стало сиять лучами оттого, что
Бог говорил с ним.
— Игнатий Львович, вы, конечно, теперь поправились, — говорил доктор, выбирая удобную минуту для такого разговора, — но все мы под
богом ходим… Я советовал бы на всякий случай привести в порядок все ваши бумаги.
А говорят, однако же, есть где-то, в какой-то далекой земле, такое дерево, которое шумит вершиною в самом небе, и
Бог сходит по нем на землю ночью перед светлым праздником.
Неточные совпадения
Городничий. Нет, нет; позвольте уж мне самому. Бывали трудные случаи в жизни,
сходили, еще даже и спасибо получал. Авось
бог вынесет и теперь. (Обращаясь к Бобчинскому.)Вы говорите, он молодой человек?
Городничий. Ну, а что из того, что вы берете взятки борзыми щенками? Зато вы в
бога не веруете; вы в церковь никогда не
ходите; а я, по крайней мере, в вере тверд и каждое воскресенье бываю в церкви. А вы… О, я знаю вас: вы если начнете говорить о сотворении мира, просто волосы дыбом поднимаются.
Идите вы к чиновнику, // К вельможному боярину, // Идите вы к царю, // А женщин вы не трогайте, — // Вот
Бог! ни с чем
проходите // До гробовой доски!
Не горы с места сдвинулись, // Упали на головушку, // Не
Бог стрелой громовою // Во гневе грудь пронзил, // По мне — тиха, невидима — //
Прошла гроза душевная, // Покажешь ли ее?
«Избави
Бог, Парашенька, // Ты в Питер не
ходи! // Такие есть чиновники, // Ты день у них кухаркою, // А ночь у них сударкою — // Так это наплевать!» // «Куда ты скачешь, Саввушка?» // (Кричит священник сотскому // Верхом, с казенной бляхою.) // — В Кузьминское скачу // За становым. Оказия: // Там впереди крестьянина // Убили… — «Эх!.. грехи!..»