Неточные совпадения
Жена Лещова смотрела дамой лет под тридцать. Она, как-то не под стать комнате при смерти больного была старательно причесана и одета, точно для выезда, в шелковое платье, в браслете и медальоне. Ее белокурое, довольно полное и красивое лицо совсем не оживлялось
глазами неопределенного цвета, немного заспанными. Она улыбнулась Нетову улыбкой женщины, не желающей никого
раздражать и способной все выслушать и перенести.
Надоело Любаше стоять у окна и хлопать
глазами на уличную слякоть. Она подошла к зеркалу, вделанному в стену. И вся эта гостиная с золоченой мебелью, ковром, лепным потолком
раздражала ее.
И в этом рассеянном, тяжелом, но ярком свете старая позолота иконостаса блистала тускло и нерешительно,
раздражая глаз хаосом и неопределенностью бликов.
Неточные совпадения
Он злился. Его
раздражало шумное оживление Марины, и почему-то была неприятна встреча с Туробоевым. Трудно было признать, что именно вот этот человек с бескровным лицом и какими-то кричащими
глазами — мальчик, который стоял перед Варавкой и звонким голосом говорил о любви своей к Лидии. Неприятен был и бородатый студент.
Он перевелся из другого города в пятый класс; уже третий год, восхищая учителей успехами в науках, смущал и
раздражал их своим поведением. Среднего роста, стройный, сильный, он ходил легкой, скользящей походкой, точно артист цирка. Лицо у него было не русское, горбоносое, резко очерченное, но его смягчали карие, женски ласковые
глаза и невеселая улыбка красивых, ярких губ; верхняя уже поросла темным пухом.
В течение недели он приходил аккуратно, как на службу, дважды в день — утром и вечером — и с каждым днем становился провинциальнее. Его бесконечные недоумения
раздражали Самгина, надоело его волосатое, толстое, малоподвижное лицо и нерешительно спрашивающие, серые
глаза. Клим почти обрадовался, когда он заявил, что немедленно должен ехать в Минск.
Он чувствовал себя очень плохо, нервный шок вызвал физическую слабость, урчало в кишечнике, какой-то странный шум кипел в ушах, перед
глазами мелькало удивленно вздрогнувшее лицо Тагильского,
раздражало воспоминание о Харламове.
Его особенно, до злого блеска в
глазах,
раздражали марксисты. Дергая себя за бороду, он угрюмо говорил: