Иван Алексеевич услыхал тут же целую исповедь Палтусова: как он попал в агенты к Калакуцкому, как успел в каких-нибудь три-четыре недели
подняться в его глазах, добыл ему поддержку самых нужных и"тузистых"людей, как он присмотрелся к этому процессу"объегоривания"путем построек и подрядов и думает начать дело на свой страх с будущей же весны, а Калакуцкого"lâcher" [бросить (фр.).], разумеется, благородным манером, и сделает это не позднее половины поста.
Неточные совпадения
Тася прошла мимо афиш, и ей стало полегче. Это уже пахло театром. Ей захотелось даже посмотреть на то, что стояло
в листе за стеклом. Половик посредине широкой деревянной лестницы пестрел у ней
в глазах. Никогда еще она с таким внутренним беспокойством не
поднималась ни по одной лестнице. Балов она не любила, но и не боялась — нигде. Ей все равно было: идти ли вверх по мраморным ступеням Благородного собрания или по красному сукну генерал-губернаторской лестницы. А тут она не решилась вскинуть голову.
Графиня Даллер уже уехала. Палтусов
поднимался по лестнице
в галерею. Наемные ливрейные лакеи обступили его, спрашивая его номер. Он увидал на площадке у зеркала Анну Серафимовну и подошел к ней. Щеки ее горели.
Глаза с поволокой играли и немного как бы злобно улыбались.
Марья Орестовна начала всматриваться
в него и
подниматься. Улыбка глупее прежней, а по теперешнему настроению — жена умирает — и совсем точно безумная,
глаза разбегаются.
Райский также привязался к ним обеим, стал их другом. Вера и бабушка высоко
поднялись в его глазах, как святые, и он жадно ловил каждое слово, взгляд, не зная, перед кем умиляться, плакать.
Проповедник умолк; но мичман
поднялся в моих глазах, он с таким недвусмысленным чувством отвращения смотрел на взошедшую депутацию, что мне пришло в голову, вспоминая проповедь его приятеля, что он принимает этих людей если не за мечи и кортики сатаны, то хоть за его перочинные ножики и ланцеты.
На другой день Круциферский имел длинный разговор с Любовью Александровной; она
поднялась в его глазах опять так высоко, так недосягаемо высоко; он был способен понять и оценить ее… но что-то отлетело между ними, и страшная мысль: «об этом говорят» — уничтожала его.
Она пропала… Да, она теперь не девочка Груша, а она — «барышня». Извозчик «со своей стороны», который так недавно и так наивно приглашал ее в «матки» для своей артели щи варить, теперь не сделал бы ей такого предложения. Теперь он говорит: «барышня», «сударыня». А что он о ней думает? О, она
поднялась в его глазах ровно настолько же, насколько упала. Если бы разговор довести до задушевной откровенности, то предложи она сама себя теперь ему в стряпки — он с мужичками простодушно ответит:
Неточные совпадения
Но
в это время пускали ездоков, и все разговоры прекратились. Алексей Александрович тоже замолк, и все
поднялись и обратились к реке. Алексей Александрович не интересовался скачками и потому не глядел на скакавших, а рассеянно стал обводить зрителей усталыми
глазами. Взгляд его остановился на Анне.
Левин чувствовал всё более и более, что все его мысли о женитьбе, его мечты о том, как он устроит свою жизнь, что всё это было ребячество и что это что-то такое, чего он не понимал до сих пор и теперь еще менее понимает, хотя это и совершается над ним;
в груди его всё выше и выше
поднимались содрогания, и непокорные слезы выступали ему на
глаза.
При виде такой женщины
в душе его
поднималось чувство нежности, такое, что он задыхался, и слезы выступали на
глаза.
Вронский вошел
в вагон. Мать его, сухая старушка с черными
глазами и букольками, щурилась, вглядываясь
в сына, и слегка улыбалась тонкими губами.
Поднявшись с диванчика и передав горничной мешочек, она подала маленькую сухую руку сыну и, подняв его голову от руки, поцеловала его
в лицо.
Мы тронулись
в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела на небо, потому что, сколько
глаз мог разглядеть, она все
поднималась и наконец пропадала
в облаке, которое еще с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала
в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.