Неточные совпадения
— Да нечего!.. Куда ни пойдешь,
а уж Андрей Дмитрич
ведет под руку то Марью Орестовну, то Людмилу Петровну, то Анну Серафимовну.
А супруг сзади пардесю [пальто (от фр.: pardessus).] волочит… И все каких! Первого разбора, миллионы все под ними трещат! С золотым обрезом!
Ведь вот этот подрядчик не Бог знает какого ума, без знаний, с грубоватой натурой,
а ведет же теперь чуть ли не миллионные дела!
Передняя, в виде узкого коридора, замыкалась дверью в глубине,
а справа другая дверь
вела в контору. Все глядело необыкновенно чисто: и вешалка, и стол с зеркалом, и шкап, разбитый на клетки, с медными бляшками под каждой клеткой.
Ее учили, и она может
вести разговор с иностранцами за границей,
а с ним не решалась никогда, особенно при гостях.
Анна Серафимовна знала наперед, как он будет себя
вести: сначала посидит молча, будет жадно «хлебать» щи и громко жевать сухую еду,
а там вдруг что-нибудь скажет насчет политики или биржи и начнет кричать сильнее, чем Любаша, точно его кто больно сечет по голому телу; прокричавшись, замолчит и впадет в тупую угрюмость.
— Да если что представится…
А теперь вот я к нему собираюсь… заехать… Насчет статейки ничего не скажу,
а увижу, как он себя
поведет.
— Опять начали! — пригрозил он. — Воля ваша, доктору пожалуюсь. Как же это вы меня приглашаете? Вам надо быть в полном обладании своих духовных способностей,
а не так себя
вести, Константин Глебович… Вы этак до состояния невменяемости дойдете!
Московская газетка нервно встряхивалась в руках Марьи Орестовны. Она читала с лорнетом, но pince-nez не носила. Вот фельетон — «обзор журналов». В отделе городских
вестей и заметок она пробежала одну, две, три красных строки. Что это такое?.. Опять она!.. И уже без супруга,
а в единственном числе, какая гадость!.. Нелепая, пошлая выдумка!.. Но ее все узнают… Даже вот что!.. Грязный намек… Этого еще недоставало!..
Едет она на зиму, на год, навсегда… Ну, может, смилуется…
А то и соскучится?.. Но не в этом главное горе. Что же он-то для Марьи Орестовны? Вещь какая-то? Как она рукой-то
повела два раза по платью… Точно гадину хотела стряхнуть… Господи!..
Тут же положена им была еда и поставлено блюдечко с питьем. Песцы ищут тепла.
Вели они себя тихо и зимой все больше спали. Эта семья считалась любимцами старухи. Остальных держали на кухне, на русской печи. С них обирали пух, чистили его, отдавали прясть,
а сами вязали платки, косынки и целые шали на продажу в Ножовую линию и в галереи на модные магазины. Цены стояли на это вязанье хорошие. Их продавали за привозной товар с Макарьевской ярмарки, нижегородского и оренбургского производства.
Извозчик ухнул. Сани влетели на двор „Стрельны“,
а за ними еще две тройки. Вылезали все шумно, переговаривались с извозчиками, давали им на чай. Кого-то
вели… Двое лепетали какую-то шансонетку. Сени приняли их, точно предбанник… Не хватало номеров вешать платье. Из залы и коридора лился целый каскад хаотических звуков: говор, пение, бряцанье гитары, смех, чмоканье, гул, визг женских голосов…
В половине второго он вышел из дому. Мальчика он не будил,
а запер дверь снаружи ключом, взял извозчика и
велел везти себя к Тверскому бульвару.
Девица заговорила быстро, быстро, немного картавя на парижский лад; глаза ее заметали искры, плечами она
повела,
а полная рука, в перчатке чуть не до плеча, замахала веером.
И Анна Серафимовна никогда не сознавала так резко разницу между собой и Палтусовым. Как ни возьми, все-таки он барин. Вот титулованная барышня небось привлекает его. Понятно.
А что бы мешало ей самой привлечь к себе такого мужчину? Ведь она ни разу не говорила с ним задушевно. Он, быть может, этого и ждет. Разговор их во время кадрили не клеился. В шене [Фигура в танцах (от фр.: chaîne — цепь).], после шестой фигуры, Анна Серафимовна не захотела участвовать. Палтусов
повел ее в дамский буфет.
Два раза посылала она на квартиру Палтусова. Мальчик и кучер отвечали каждый раз одно и то же, что Андрей Дмитрич в Петербурге, «адреса не оставляли,
а когда будут назад — неизвестно». Кому телеграфировать? Она не знала. Ее брат придумал, послал депешу к одному сослуживцу, чтобы отыскать Палтусова в отелях… Ждали четыре дня. Пришла депеша, что Палтусов стоит у Демута. Туда телеграфировали, что Марья Орестовна очень больна — «при смерти»,
велела она сама прибавить. Получен ответ: «Буду через два дня».
— Вот что, дорогой Иван Алексеевич, — начал горячее Палтусов и подался вперед корпусом, — взбесился я на этих купчишек, вот на умытых-то, что в баре лезут, по-английски говорят! Если б вы видели гнусную, облизанную физиономию братца моей доверительницы, когда он явился ко мне с угрозой ареста и уголовного преследования! Я хотел было
повести дело просто, по-человечески.
А потом озорство меня взяло… Никаких объяснений!.. Пускай арестуют!
— Самая опасная смесь… После практики в законном убийстве людей — хаос нелепых теорий и казуистики… Естественные науки дали бы другой оборот мышлению.
А впрочем, у нас и они
ведут только к первобытной естественности правил.
Он обратился к половому, упер одну руку в бок,
а другой начал выразительно
поводить.
Неточные совпадения
Аммос Федорович.
А вот я их сегодня же
велю всех забрать на кухню. Хотите, приходите обедать.
Купцы. Ей-ей!
А попробуй прекословить, наведет к тебе в дом целый полк на постой.
А если что,
велит запереть двери. «Я тебя, — говорит, — не буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом,
а вот ты у меня, любезный, поешь селедки!»
Унтер-офицерша. Да делать-то, конечно, нечего.
А за ошибку-то
повели ему заплатить штраф. Мне от своего счастья неча отказываться,
а деньги бы мне теперь очень пригодились.
Приготовь поскорее комнату для важного гостя, ту, что выклеена желтыми бумажками; к обеду прибавлять не трудись, потому что закусим в богоугодном заведении у Артемия Филипповича,
а вина
вели побольше; скажи купцу Абдулину, чтобы прислал самого лучшего,
а не то я перерою весь его погреб.
А нам земля осталася… // Ой ты, земля помещичья! // Ты нам не мать,
а мачеха // Теперь… «
А кто
велел? — // Кричат писаки праздные, — // Так вымогать, насиловать // Кормилицу свою!» //
А я скажу: —
А кто же ждал? — // Ох! эти проповедники! // Кричат: «Довольно барствовать! // Проснись, помещик заспанный! // Вставай! — учись! трудись!..»