От своей мечты начала 1867 года, которая еще довольно сильно владела мною в Париже, я освободился, —
идти на сцену; но ей я обязан был тем, что я так уходил в изучение театрального искусства во всех смыслах.
Неточные совпадения
Дирекция, по оплошности ли автора, когда комедия его
шли на столичных
сценах, или по чему другому — ничего не платила ему за пьесу, которая в течение тридцати с лишком лет дала ей не один десяток тысяч рублей сбору.
И все-таки она больше поражала, восхищала, действовала
на нервы, чем захватывала вас порывом чувства, или задушевностью, или слезами, то есть теми сторонами женственности, в каких проявляется очарование женской души. Все это, например, она могла бы показать в одной из своих любимых ролей — в шиллеровской Марии Стюарт. Но она не трогала вас глубоко; и в предсмертной
сцене не одного, меня неприятно кольнуло то, что она, отправляясь
на эшафот,
посылала поцелуи распятию.
С тех пор я более уже не видал Ристори ни в России, ни за границей вплоть до зимы 1870 года, когда я впервые попал во Флоренцию, во время Франко-прусской войны. Туда приехала депутация из Испании звать
на престол принца Амедея. В честь испанцев
шел спектакль в театре"Николини", и Ристори, уже покинувшая театр, проиграла
сцену из"Орлеанской девы"по-испански, чтобы почтить гостей.
Но как драматург (то есть по моей первой, по дебютам, специальности) я написал всего одну вещь из бытовой деревенской жизни:"В мире жить — мирское творить". Я ее напечатал у себя в журнале. Комитет не пропустил ее
на императорские
сцены, и она
шла только в провинции, но я ее никогда сам
на сцене не видал.
Кроме личного знакомства с тогдашними профессорами из сосьетеров"Французской комедии": стариком Сансоном, Ренье, позднее Брессаном (когда-то блестящим"jeune premier"
на сцене Михайловского театра в Петербурге), — я обогатил коллекцию старых знаменитостей и знакомством с Обером, тогдашним директором Консерватории, о чем речь уже
шла выше.
Приехал я в Баден под вечер, а
на другой день, утром рано,
пошел в гору к Старому Замку. Там ведь происходил"пикник молодых генералов из"Дыма". Мне представилась вся
сцена на одной из лужаек. Вид с вышки замка
на весь Баден его лощины и горы, покрытые черным лесом,
на долину Рейна — чудесный, и он не мог не захватить меня после долгого сиденья в душных"столицах мира".
На жанровых венских
сценах, где
шли легкие комедии и Posse местного производства, в «Theater ander Wien», в «Karl-Theater» и в театре Иозефштадтского предместья (где
шли постоянно и пьесы
на венском диалекте) преобладал реализм исполнения, но все-таки с рутинными приемами и повадками низшего, фарсового комизма.
За это время она стала известна и сама как драматург: восемь пьес ее
шли на сцене. К ней приходили люди нуждавшиеся, и никому, пока у нее были средства, отказа не было. В ее гостиной устраивались вечера в пользу политических ссыльных, она много помогала учащейся молодежи.
Я
пошел на сцену и дорогой думал: почему он не спросил моей театральной фамилии? Вероятно, забыл? А может быть, просто догадался, что у меня никакой фамилии нет? Но на всякий случай я тут же по пути изобрел себе фамилию — не особенно громкую, простую и красивую — Осинин.
Он видел, что прежняя Большова умерла. Это уже гулящая бабенка. Скитанье по провинциальным театрам выело в ней все, с чем она
пошла на сцену. Его подмывала в ней смесь распущенности с добродушным юмором. И наружность ее нравилась, но не так, как пять лет назад, — по-другому, на обыкновенный, чувственный лад.
— Не обижайте. Ежовый у меня облик. Таким уж воспитался. А внутри у меня другое. Не все же господам понимать, что такое талант, любить художество. Вот, смотрите, купеческая коллекция-то… А как составлена! С любовью-с… И писатели русские все собраны. Не одни тут деньги — и любви немало. Так точно и насчет театрального искусства. Неужли хорошей девушке или женщине не
идти на сцену оттого, что в актерском звании много соблазну? Идите с Богом! — Он взял ее за руку. — Я вас отговаривать не стану.
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как
пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста
на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею
на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий. Чш! (Поднимается
на цыпочки; вся
сцена вполголоса.)Боже вас сохрани шуметь!
Идите себе! полно уж вам…
Гриша плакал, говоря, что и Николинька свистал, но что вот его не наказали и что он не от пирога плачет, — ему всё равно, — но о том, что с ним несправедливы. Это было слишком уже грустно, и Дарья Александровна решилась, переговорив с Англичанкой, простить Гришу и
пошла к ней. Но тут, проходя чрез залу, она увидала
сцену, наполнившую такою радостью ее сердце, что слезы выступили ей
на глаза, и она сама простила преступника.
Всё хлопает. Онегин входит, //
Идет меж кресел по ногам, // Двойной лорнет скосясь наводит //
На ложи незнакомых дам; // Все ярусы окинул взором, // Всё видел: лицами, убором // Ужасно недоволен он; // С мужчинами со всех сторон // Раскланялся, потом
на сцену // В большом рассеянье взглянул, // Отворотился — и зевнул, // И молвил: «Всех пора
на смену; // Балеты долго я терпел, // Но и Дидло мне надоел».
Самгин окончательно почувствовал себя участником важнейшего исторического события, — именно участником, а не свидетелем, — после
сцены, внезапно разыгравшейся у входа в Дворянскую улицу. Откуда-то сбоку в основную массу толпы влилась небольшая группа, человек сто молодежи, впереди
шел остролицый человек со светлой бородкой и скромно одетая женщина, похожая
на учительницу; человек с бородкой вдруг как-то непонятно разогнулся, вырос и взмахнул красным флагом
на коротенькой палке.