Неточные совпадения
Сергея Васильева я только тогда и
увидел в такой бытовой роли, как Бородкин. Позднее, когда приезжал студентом домой, на ярмарочном театре привелось
видеть его только в водевилях; а потом он ослеп к тому времени, когда я начал ставить
пьесы.
Квартира при пробирной палате была обширная, с просторной залой, и в ней я впервые участвовал в спектаклях, которые устраивались учениками школы топографов, помещавшейся в том же казенном доме. Как во времена Шекспира, и женские роли у нас исполняли подростки-ученики. Мы сладили"Женитьбу"и даже второй акт из"Свадьбы Кречинского", причем я играл в гоголевской комедии Кочкарева, а тут — Расплюева.
Пьеса Сухово-Кобылина была еще внове, и я успел
видеть ее в Москве в одну из вакационных поездок домой.
Вейнберга я в эту зиму 1860–1861 года (или в следующую)
видел актером всего один раз, в
пьесе"Слово и дело"на любительском спектакле, в какой-то частной театральной зале.
Шуйский хоть и участвовал в
пьесе в маловыигрышной и весьма несимпатичной роли отца Верочки, но,
видя, какое событие вышло с дебютом Позняковой — взял"Ребенка"и в свой бенефис не дальше как через неделю.
Ал. Григорьев по-прежнему восторгался народной"почвенностью"его произведений и ставил творца Любима Торцова чуть не выше Шекспира. Но все-таки в Петербурге Островский был для молодой публики сотрудник"Современника". Это одно не вызывало, однако, никаких особенных восторгов театральной публики.
Пьесы его всего чаще имели средний успех. Не помню, чтобы за две зимы — от 1861 по 1863 год — я
видел, как Островский появлялся в директорской ложе на вызовы публики.
Я в зиму 1865–1866 года
видел много новых
пьес, посещал концерты, даже публичные балы.
В этой переделке и он участвовал, так же как и в переводе
пьесы по-французски, когда ее давали в Париже в старом Vaudeville, где я ее также позднее
видел.
Как он переделывал
пьесы, которые ему приносили начинающие или малоизвестные авторы, он рассказывал в печати. Из-за такого сотрудничества у него вышла история с Эмилем Жирарденом — из-за
пьесы"Мученье женщины". Жирарден уличил его в слишком широком присвоении себе его добра. Он не пренебрегал — как и его соперник Сарду — ничьим чужим добром, когда
видел, что из идеи или сильных положений можно что-нибудь создать ценное. Но его театр все-таки состоял из вещей, им самим задуманных и написанных целиком.
Неточные совпадения
—
Видел я в Художественном «На дне», — там тоже Туробоев, только поглупее. А
пьеса — не понравилась мне, ничего в ней нет, одни слова. Фельетон на тему о гуманизме. И — удивительно не ко времени этот гуманизм, взогретый до анархизма! Вообще — плохая химия.
— Я должен вам покаяться, что я поторопился к вам приехать не без цели, — сказал я, наконец, ему, — я боялся, что атмосфера, которой вы окружены, слишком английская, то есть туманная, для того, чтоб ясно
видеть закулисную механику одной
пьесы, которая с успехом разыгрывается теперь в парламенте… чем вы дальше поедете, тем гуще будет туман. Хотите вы меня выслушать?
Первая театральная
пьеса, которую я
увидел в своей жизни, была польская и притом насквозь проникнутая национально — историческим романтизмом.
Не знаю, имел ли автор в виду каламбур, которым звучало последнее восклицание, но только оно накинуло на всю
пьесу дымку какой-то особой печали, сквозь которую я
вижу ее и теперь… Прошлое родины моей матери, когда-то блестящее, шумное, обаятельное, уходит навсегда, гремя и сверкая последними отблесками славы.
Правда, тяжело нам дышать под мертвящим давлением самодурства, бушующего в разных видах, от первой до последней страницы Островского; но и окончивши чтение, и отложивши книгу в сторону, и вышедши из театра после представления одной из
пьес Островского, — разве мы не
видим наяву вокруг себя бесчисленного множества тех же Брусковых, Торцовых, Уланбековых, Вышневских, разве не чувствуем мы на себе их мертвящего дыхания?..