Неточные совпадения
Два-три немца,
профессора римского и уголовного права и зоологии, были предметами потешных россказней, которые мы получили в наследство от
старых студентов.
Все они могли иметь честные идеи, изящные вкусы, здравые понятия, симпатичные стремления; но они все были продукты
старого быта, с привычкой мужчин их эпохи-и помещиков, и военных, и сановников, и чиновников, и артистов, и даже
профессоров — к «скоромным» речам. У французских писателей до сих пор — как только дойдут до десерта и ликеров — сейчас начнутся разговоры о женщинах и пойдут эротические и прямо «похабные» словца и анекдоты.
Катков тогда смотрел еще совсем не
старым мужчиной с лицом благообразного типа, красивыми глазами, тихими манерами и спокойной речью глуховатого голоса. Он похож был на
профессора гораздо больше, чем на профессионального журналиста. Разговорчивостью и он не отличался. За столом что-то говорили об Англии, и сразу чувствовалось, что это — главный конек у этих англоманов и тогда самой чистой водылибералов русской журналистики.
По бытовой истории
старого русского общества и раскола мы приобрели тогда в
профессоре Щапове очень ценного сотрудника. Но это было уже слишком поздно: он был близок к административной ссылке и лежал в клинике в одном корпусе с Помяловским, где я его и посещал.
Кроме личного знакомства с тогдашними
профессорами из сосьетеров"Французской комедии": стариком Сансоном, Ренье, позднее Брессаном (когда-то блестящим"jeune premier"на сцене Михайловского театра в Петербурге), — я обогатил коллекцию
старых знаменитостей и знакомством с Обером, тогдашним директором Консерватории, о чем речь уже шла выше.
Никогда я не встречал англичанина с такой наружностью, тоном и манерами, как Льюис. Он ни малейшим образом не смахивал на британца: еще не
старый брюнет, с лохматой головой и бородой, смуглый, очень живой, громогласный, с. йервными движениями, — он скорее напоминал немца из
профессоров или даже русского, южанина. Тогда я еще не знал доподлинно, что он был еврейского происхождения.
Университетский вопрос был очень важным событием в эту зиму в Москве. Три
старые профессора в совете не приняли мнения молодых; молодые подали отдельное мнение. Мнение это, по суждению одних, было ужасное, по суждению других, было самое простое и справедливое мнение, и профессора разделились на две партии.
Для служащих были особые курсы после обеда, чрезвычайно ограниченные и дававшие право на так называемые «комитетские экзамены». Все лентяи с деньгами, баричи, ничему не учившиеся, все, что не хотело служить в военной службе и торопилось получить чин асессора, держало комитетские экзамены; это было нечто вроде золотых приисков, уступленных
старым профессорам, дававшим privatissime [самым частным образом (лат.).] по двадцати рублей за урок.
На пятый день Капотт не пришел. Я побежал в кафе, при котором он состоял в качестве завсегдатая, и узнал, что в то же утро приходил к нему un jeune seigneur russe [молодой русский барин] и, предложив десять франков пятьдесят сантимов, увлек
старого профессора с собою. Таким образом, за лишнюю полтину меди Капотт предал меня…
К А.В. Насонову шли все охотно. Музыкальным отделом заведовал
старый профессор Московской консерватории, композитор А.И. Дюбюк, выпускавший ежемесячным бесплатным приложением музыкальные пьесы.
В нашем обществе все сведения о мире ученых исчерпываются анекдотами о необыкновенной рассеянности
старых профессоров и двумя-тремя остротами, которые приписываются то Груберу, то мне, то Бабухину. Для образованного общества этого мало. Если бы оно любило науку, ученых и студентов так, как Николай, то его литература давно бы уже имела целые эпопеи, сказания и жития, каких, к сожалению, она не имеет теперь.
Неточные совпадения
Порою Самгин чувствовал, что он живет накануне открытия новой, своей историко-философской истины, которая пересоздаст его, твердо поставит над действительностью и вне всех
старых, книжных истин. Ему постоянно мешали домыслить, дочувствовать себя и свое до конца. Всегда тот или другой человек забегал вперед, формулировал настроение Самгина своими словами. Либеральный
профессор писал на страницах влиятельной газеты:
Райский еще «серьезнее» занялся хождением в окрестности, проникал опять в
старые здания, глядел, щупал, нюхал камни, читал надписи, но не разобрал и двух страниц данных
профессором хроник, а писал русскую жизнь, как она снилась ему в поэтических видениях, и кончил тем, что очень «серьезно» написал шутливую поэму, воспев в ней товарища, написавшего диссертацию «о долговых обязательствах» и никогда не платившего за квартиру и за стол хозяйке.
Летом любил он уходить в окрестности, забирался в
старые монастыри и вглядывался в темные углы, в почернелые лики святых и мучеников, и фантазия, лучше
профессоров, уносила его в русскую старину.
Он вышел от
профессора, как из бани, тоже с патентом на талант и с кучей
старых книг, летописей, грамот, договоров.
Разве три министра, один не министр, один дюк, один
профессор хирургии и один лорд пиетизма не засвидетельствовали всенародно в камере пэров и в низшей камере, в журналах и гостиных, что здоровый человек, которого ты видел вчера, болен, и болен так, что его надобно послать на яхте вдоль Атлантического океана и поперек Средиземного моря?.. «Кому же ты больше веришь: моему ослу или мне?» — говорил обиженный мельник, в
старой басне, скептическому другу своему, который сомневался, слыша рев, что осла нет дома…