Вообще особо строгого полицейского надзора мы, русские, не чувствовали. Всего раз, да и то в мой
следующий приезд, меня пригласили к комиссару, и он, весьма добродушно и как бы конфузясь, спрашивал меня, чем я занимаюсь и долго ли намерен пробыть в Вене. Тем это и покончилось.
Мать смотрела на сына с печалью в глазах. Глаза Эвелины выражали сочувствие и беспокойство. Один Максим будто не замечал, какое действие производит шумное общество на слепого, и радушно приглашал гостей наведываться почаще в усадьбу, обещая молодым людям обильный этнографический материал к
следующему приезду.
Неточные совпадения
Эти отрывки, напечатанные в IV книге «Полярной звезды», оканчивались
следующим посвящением, писанным до
приезда Огарева в Лондон и до смерти Грановского:
Наша правдивая история близится к концу. Через некоторое время, когда Матвей несколько узнал язык, он перешел работать на ферму к дюжему немцу, который, сам страшный силач, ценил и в Матвее его силу. Здесь Матвей ознакомился с машинами, и уже на
следующую весну Нилов, перед своим отъездом, пристроил его в еврейской колонии инструктором. Сам Нилов уехал, обещав написать Матвею после
приезда.
Окольничий Протасьев отвечал на это, между прочим,
следующим известием, выражающим довольно ясно его наивное изумление при получении неожиданного приказа Петра: «А я заложил было в недавнем времени казенный корабль тем же голландским размером, и ныне, слыша о такой их глупости, что они, голландцы, в размере силы не знают, велел им то судно покинуть до
приезда от вашей милости мастеров» (Устрялов, том III, стр. 91).
Весь
следующий день прошел в томительном ожидании
приезда Фустова, письма от него, известий из дома Ратчей… хотя с какой стати было им посылать ко мне?
‹…› В
следующий раз
приезд мой в Федоровку был гораздо удачнее первого: я застал там большое и любезное общество. Общедоступных парадных комнат в федоровском доме, не считая лакейской, было всего три или, лучше сказать, четыре.