Неточные совпадения
Там я сравнительно гораздо больше занимаюсь и характеристикой разных сторон французской и английской жизни, чем даже нашей в этих
русских воспоминаниях. И самый план той книги — иной. Он имеет еще более объективный характер. Встречи мои и знакомства с выдающимися иностранцами (из которых все известности, а многие и всесветные знаменитости) я отметил
почти целиком, и галерея получилась обширная — до полутораста лиц.
Не по-французски, а по-русски прочел я подростком «Отец Горио» («Le Pere Goriot»), а когда мы кончали, герои Диккенса и Теккерея сделались нам близки и по разговорам старших, какие слышал я всегда и дома, где тетка моя и ее муж зачитывались английскими романистами, Жорж Зандом и Бальзаком, и
почти исключительно в
русских переводах.
Прежде всего, конечно, Михаил Семенович Щепкин. Я видал его позднее всего только в двух пьесах: в «Свадьбе Кречинского» (роль Муромцева) и в пьесе, переделанной из комедии Ожье «Зять господина Пуарье» под
русским ее заглавием: «Тесть любит
честь — зять любит взять».
Ведь и я, и все
почти русские, учившиеся в мое время (если они приехали из России, а не воспитывались в остзейском крае), знали немцев, их корпоративный быт, семейные нравы и рельефные черты тогдашней балтийской культуры, и дворянско-сословной, и общебюргерской — больше из вторых рук, понаслышке, со стороны, издали, во всяком случае недостаточно, чтобы это приводило к полной и беспристрастной оценке.
Наукой, как желал работать я, никто из них не занимался, но все
почти кончили курс, были дельными медиками, водились и любители музыки, в последние 50-е годы стали читать
русские журналы, а немецкую литературу знали все-таки больше, чем рядовые студенты в Казани, Москве или Киеве.
А в Дерпте кутежей, то сеть попросту пьянства — и у немцев, и у
русских — было слишком достаточно. Кроме попоек и"шкандалов", не имелось
почти никаких диверсий для молодых сил. Театр мог бы сослужить и общепросветительную и эстетическую службу.
В это время он ушел в предшественников Шекспира, в изучение этюдов Тэна о староанглийском театре. И я стал упрашивать его разработать эту тему, остановившись на самом крупном из предтеч Шекспира — Кристофере Марло. Язык автора мы и очищали целую
почти зиму от чересчур нерусских особенностей. Эту статью я повез в Петербург уже как автор первой моей комедии и был особенно рад, что мне удалось поместить ее в"
Русском слове".
Поездки в Нижний и в деревню
почти в каждую летнюю вакацию вели дальше эту скрытую работу над
русской действительностью. И в Нижнем, и в усадьбе отца, я входил в жизнь дворянского общества и в крестьянский быт с прибавкой того разнообразного купеческого и мещанского разночинства, которое имел возможность наблюдать на Макарьевской ярмарке.
Ежегодные мои поездки"в Россию"в целом и в деталях доставляли обширный материал будущему беллетристу. И жизнь нашего дерптского товарищеского кружка в последние два года питалась уже
почти исключительно чисто
русскими интересами. Журналы продолжали свое развивающее дело. Они поддерживали во мне сильнее, чем в остальных, уже не одну книжную отвлеченную любознательность, а все возраставшее желание самому испробовать свои силы.
Но дружининский кружок — за исключением Некрасова — уже и в конце 50-х годов оказался не в том лагере, к которому принадлежали сотрудники"Современника"и позднее"
Русского слова". Мой старший собрат и по этой части очутился
почти в таком же положении, как и я. Место, где начинаешь писать, имеет немалое значение, в чем я горьким опытом и убедился впоследствии.
Как критик он уже сказал тогда свое слово и до смерти
почти что не писал статей по текущей
русской литературе.
Он мог подаваться, особенно после событий 1861–1862 годов, в сторону охранительных идей, судить неверно, пристрастно обо многом в тогдашнем общественном и чисто литературном движении; наконец, у него не было широкого всестороннего образования, начитанность, кажется, только по-русски (с прибавкой, быть может, кое-каких французских книг), но в пределах тогдашнего
русского «просвещения» он был совсем не игнорант, в нем всегда чувствовался московский студент 40-х годов: он был искренно предан всем лучшим заветам нашей литературы, сердечно
чтил Пушкина, напечатал когда-то критический этюд о Гоголе, увлекался с юных лет театром, считался хорошим актером и был прекраснейший чтец «в лицах».
Учреждений, кроме Певческой капеллы, тоже не было. Процветала только виртуозность, и не было недостатка в хороших учителях. Из них Гензельт (фортепьяно), Шуберт (виолончель) и несколько других были самыми популярными. Концертную симфоническую музыку давали на университетских утрах под управлением Шуберта и на вечерах Филармонического общества. И вся виртуозная часть держалась
почти исключительно немцами. Что-нибудь свое,
русское, создавалось по частной инициативе, только что нарождавшейся.
Русская интеллигенция не имела никакого другого пункта сбора. Тогда в Париже
русские жили вразброд, эмигрантов еще
почти что не водилось, молодые люди из Латинского квартала не знакомились с семейными домами на правом берегу Сены.
Этот д-р П-цкий и тот агент
русского Общества пароходства и торговли, Д-в, были
почти единственные
русские, с какими я видался все время. Д-в познакомил меня с адмиралом Ч-вым, тогда председателем Общества пароходства и торговли; угощая нас обедом в дорогом ресторане на Реджент-Стрите, адмирал старался казаться"добрым малым"и говорил про себя с юмором, что он всего только"генерал", а этим кичиться не полагается. Он был впоследствии министром.
Русский персонал был
почти тот же.
И тут была осень, совсем
почти в те же числа
русского сентября, но уже не 65-го, а 68-го года.
С разными"барами", какие и тогда водились в известном количестве, я
почти что не встречался и не искал их. А
русских обывателей Латинской страны было мало, и они также мало интересного представляли собою. У Вырубова не было своего"кружка". Два-три корреспондента, несколько врачей и магистрантов, да и то разрозненно, — вот и все, что тогда можно было иметь. Ничего похожего на ту массу
русской молодежи — и эмигрантской и общей, какая завелась с конца 90-х годов и держится и посейчас.
Чуйко перебивался кое-какой газетной работой, очень нуждался, жил в плохой комнате и зимой
почти что не топил ее, так что между его приятелями-русскими был в ходу анекдот — как его находили утром в постеле, покрытого, кроме одеяла и пуховика, и всем носильным платьем, причем панталоны и жилет лежали на самом верху.
Вообще таких
русских, которые сейчас бы кинулись к бывшему издателю «Колокола»,
почти что не было. Баре из Елисейских полей не поехали бы к нему на поклон, молодежи было, как я уже говорил, очень мало, эмигрантов — несколько человек, да и то из таких, которые были уже с ним по Женеве, что называется, «в контрах».
После долгой жизни на чужбине, где я, хотя и сталкивался с
русскими, но не был вхож
почти что ни в один
русский семейный дом, меня очень согрела скоро сложившаяся близость с домом Герцена.
Из тогдашних
русских немного моложе его был один, у кого я находил всего больше если не физического сходства с ним, то близости всего душевного склада, манеры говорить и держать себя в обществе: это было у К.Д.Кавелина, также москвича
почти той же эпохи, впоследствии близкого приятеля эмигранта Герцена. Особенно это сказывалось в речи, в переливах голоса, в живости манер и в этом чисто московском говоре, какой был у людей того времени. Они легко могли сойти за родных даже и по наружности.
Неточные совпадения
Чтоб еще более облагородить
русский язык, половина
почти слов была выброшена вовсе из разговора и потому весьма часто было нужно прибегать к французскому языку, зато уж там, по-французски, другое дело: там позволялись такие слова, которые были гораздо пожестче упомянутых.
Пусть же стоит на вечные времена православная
Русская земля и будет ей вечная
честь!» И зажмурил ослабшие свои очи, и вынеслась козацкая душа из сурового тела.
Вы слышали от отцов и дедов, в какой
чести у всех была земля наша: и грекам дала знать себя, и с Царьграда брала червонцы, и города были пышные, и храмы, и князья, князья
русского рода, свои князья, а не католические недоверки.
Нос у ней был немного толст, как
почти у всех
русских, и цвет кожи не был совершенно чист; со всем тем Аркадий решил, что он еще никогда не встречал такой прелестной женщины.
Стоит взглянуть на него в
русской церкви, когда, прислонясь в сторонке к стене, он задумывается и долго не шевелится, горько стиснув губы, потом вдруг опомнится и начнет
почти незаметно креститься…