"Успех скандала", выпавший на долю"Жертвы вечерней", и строгая, но крайне тенденциозная рецензия"Отечественных записок"мало смущали меня. Издали все это не могло меня прямо задевать. Книга была спасена, продавалась, и роман читался усердно и в столицах и в провинции. И далее, в начале 70-х годов, по возвращении моем в Россию, один петербургский книгопродавец купил у меня право нового издания, а потом
роман вошел в первое собрание моих сочинений, издания М.О.Вольфа, уже в 80-х годах.
Неточные совпадения
Типичнейшая личность старой девицы Лизаветы (вольноотпущенной моей прабабки с материнской стороны)
вошла и в мой первый
роман.
Читал больше французские
романы, и одно время довольно усердно Жорж Занда, и доставлял их девицам, моим приятельницам, прибегая к такому невинному приему:
входя в гостиную, клал томик в тулью своей треуголки и как только удалялся с барышней в залу ходить (по тогдашней манере), то сейчас же и вручал запретную книжку.
После"Званых блинов"я набросал только несколько картинок из жизни казанских студентов (которые
вошли впоследствии в казанскую треть
романа"В путь-дорогу") и даже читал их у Дондуковых в первый их приезд в присутствии профессора Розберга, который был очень огорчен низменным уровнем нравов моих бывших казанских товарищей и вспоминал свое время в Москве, когда все они более или менее настраивали себя на идеи, чувства, вкусы и замашки идеалистов.
С замыслом большого
романа, названного им"Некуда", он стал меня знакомить и любил подробно рассказывать содержание отдельных глав. Я видел, что это будет широкая картина тогдашней"смуты", куда должна была
войти и провинциальная жизнь, и Петербург радикальной молодежи, и даже польское восстание. Программа была для молодого редактора, искавшего интересных вкладов в свой журнал, очень заманчива.
В России у меня ведь тоже не было ни одной связи. Студентом, в Казани и Дерпте, я годами жил без привязанности, а более мечтательная, чем реальная любовь к девушке, на которой я хотел жениться, кончилась ничем. Единственная моя дружба с моей кузиной пострадала от
романа"Жертва вечерняя", а родная сестра моя писала мне редко и совсем не
входила в мою жизнь.
То, что было среди них более характерного, то
вошло в сцены тех частей моего
романа"Солидные добродетели", где действие происходит в Париже.
Неточные совпадения
Кутузов промычал что-то, а Клим бесшумно спустился вниз и снова зашагал вверх по лестнице, но уже торопливо и твердо. А когда он
вошел на площадку — на ней никого не было. Он очень возжелал немедленно рассказать брату этот диалог, но, подумав, решил, что это преждевременно:
роман обещает быть интересным, герои его все такие плотные, тельные. Их телесная плотность особенно возбуждала любопытство Клима. Кутузов и брат, вероятно, поссорятся, и это будет полезно для брата, слишком подчиненного Кутузову.
Каждый раз после свидания с Ритой Климу хотелось уличить Дронова во лжи, но сделать это значило бы открыть связь со швейкой, а Клим понимал, что он не может гордиться своим первым
романом. К тому же случилось нечто, глубоко поразившее его: однажды вечером Дронов бесцеремонно
вошел в его комнату, устало сел и заговорил угрюмо:
А что он читал там, какие книги, в это не
входили, и бабушка отдала ему ключи от отцовской библиотеки в старом доме, куда он запирался, читая попеременно то Спинозу, то
роман Коттен, то св. Августина, а завтра вытащит Вольтера или Парни, даже Боккачио.
Входя в дверь моего петербургского
романа со всеми позорными моими в нем приключениями, я нахожу это предисловие необходимым.
Моя оценка
романа связана со способностью автора заставить меня
войти в свой мир, иной, чем окружающая постылая действительность.