Неточные совпадения
Из остальных
профессоров по
кафедрам политико-юридических наук пожалеть, в известной степени, можно было разве о И.К.Бабсте, которого вскоре после того перевели в Москву. Он знал меня лично, но после того, как еще на втором курсе задал мне перевод нескольких глав из политической экономии Ж. Батиста Сэя, не вызывал меня к себе, не давал книг и не спрашивал меня, что я читаю по его предмету. На экзамене поставил мне пять и всегда ласково здоровался со мною. Позднее я бывал у него и в Москве.
Горный инженер был еще молодой малый, холостяк, ходил на лекции и в кабинеты при
кафедре минералогии (ее занимал довольно обруселый остзеец
профессор Гревингк) и переводил учебник минералогии.
В послании к казанцам я проводил параллель между тем, что такое была Казань в мое время, и как можно учиться в Дерпте, причем некоторым
кафедрам и
профессорам досталось особенно сильно.
В числе моих более близких знакомых французов состоял уже с позапрошлого зимнего сезона приятель Вырубова и русского химика Лугинина — уже очень известный тогда в парижских интеллигентных сферах
профессор Медицинской школы по
кафедре химии Альфред Наке. О нем я и раньше знал, как об авторе прекрасного учебника, который очень ценился и у нас. Вырубов быт уже с ним давно в приятельских отношениях, когда я познакомился с Наке.
Другой покойник в гораздо большей степени мог бы считаться если не изгнанником, то"русским иностранцем", так как он с молодых лет покинул отечество (куда наезжал не больше двух-трех раз), поселился в Париже, пустил там глубокие корни, там издавал философский журнал, там вел свои научные и писательские работы; там завязал обширные связи во всех сферах парижского общества, сделался видным деятелем в масонстве и умер в звании
профессора College de France, где занимал
кафедру истории наук.
Неточные совпадения
Он слушал горячившихся на
кафедре профессоров, а вспоминал прежнего наставника, который, не горячась, умел говорить понятно.
Внизу, над
кафедрой, возвышалась, однообразно размахивая рукою, половинка тощего
профессора, покачивалась лысая, бородатая голова, сверкало стекло и золото очков. Громким голосом он жарко говорил внушительные слова.
Надобно вам сказать, что этот
профессор был не то что глуп, а словно ушибен: с
кафедры говорил довольно связно, а дома картавил и очки все на лбу держал; притом ученейший был человек…
Я чуть не захохотал, но, когда я взглянул перед собой, у меня зарябило в глазах, я чувствовал, что я побледнел и какая-то сухость покрыла язык. Я никогда прежде не говорил публично, аудитория была полна студентами — они надеялись на меня; под
кафедрой за столом — «сильные мира сего» и все
профессора нашего отделения. Я взял вопрос и прочел не своим голосом: «О кристаллизации, ее условиях, законах, формах».
Наши
профессора привезли с собою эти заветные мечты, горячую веру в науку и людей; они сохранили весь пыл юности, и
кафедры для них были святыми налоями, с которых они были призваны благовестить истину; они являлись в аудиторию не цеховыми учеными, а миссионерами человеческой религии.