Неточные совпадения
А их были и тогда тысячи
в Латинском квартале. Они
ходили на медицинские лекции,
в анатомический театр,
в кабинеты,
в клиники.
Ходили — но далеко не все — на курсы юридического факультета. Но Сорбонна, то есть главное ядро парижского Университета с целыми тремя факультетами, была предоставлена тем, кто из любопытства заглянет к тому или иному профессору. И
в первый же мой сезон
в «Латинской
стране» я, ознакомившись с тамошним бытом студенчества, больше уже не удивлялся.
Ко мне
ходил и давал мне уроки языка один чех с немецкой фамилией, от которого я узнал много о том, что делается
в Чехии и других славянских
странах, особенно
в Далмации.
Полвека и даже больше
проходит в моей памяти, когда я сближаю те личности и фигуры, которые все уже кончили жизнь: иные — на каторге, другие — на чужбине. Судьба их была разная: одни умирали
в Сибири колодниками (как, например, М.Л.Михайлов); а другие не были даже беглецами, изгнанниками (как Г.Н.Вырубов), но все-таки доживали вне отечества, превратившись
в «граждан» чужой
страны, хотя и по собственному выбору и желанию, без всякой кары со стороны русского правительства.
Вы угадаете, что это был тверчанин Афанасий Никитин. Он
ходил в страны на восход солнечный, ему хотелось побывать и на западе: вот и пришел он… Правда, не одно любопытство привлекло его в Богемию: он нес к матери Антона одно из писем от покойника.
Неточные совпадения
— Ну да. Ему даже судом пригрозили за какие-то служебные промахи. С банком тоже не вышло: кому-то на ногу или на язык наступил. А — жалко его, умный! Вот, все ко мне
ходит душу отводить. Что —
в других
странах отводят душу или — нет?
Все народы, все
страны проходят известную стадию развития и роста, они вооружаются орудиями техники научной и социальной,
в которой самой по себе нет ничего индивидуального и национального, ибо
в конце концов индивидуален и национален лишь дух жизни.
В одно из моих ранних посещений клуба я
проходил в читальный зал и
в «говорильне» на ходу, мельком увидел старика военного и двух штатских, сидевших на диване
в углу, а перед ними стоял огромный,
в черном сюртуке, с львиной седеющей гривой, полный энергии человек, то и дело поправлявший свое соскакивающее пенсне, который ругательски ругал «придворную накипь», по протекции рассылаемую по
стране управлять губерниями.
Так мы
прошли версты четыре и дошли до деревянного моста, перекинутого через речку
в глубоком овраге. Здесь Крыштанович спустился вниз, и через минуту мы были на берегу тихой и ласковой речушки Каменки. Над нами, высоко, высоко, пролегал мост, по которому гулко ударяли копыта лошадей, прокатывались колеса возов, проехал обратный ямщик с тренькающим колокольчиком, передвигались у барьера силуэты пешеходов, рабочих,
стран пиков и богомолок, направлявшихся
в Почаев.
Яша(Любови Андреевне). Любовь Андреевна! Позвольте обратиться к вам с просьбой, будьте так добры! Если опять поедете
в Париж, то возьмите меня с собой, сделайте милость. Здесь мне оставаться положительно невозможно. (Оглядываясь, вполголоса.) Что ж там говорить, вы сами видите,
страна необразованная, народ безнравственный, притом скука, на кухне кормят безобразно, а тут еще Фирс этот
ходит, бормочет разные неподходящие слова. Возьмите меня с собой, будьте так добры!