Неточные совпадения
Он был послан в округ (как тогда делалось с лучшими ученическими сочинениями), и профессор Булич
написал рецензию, где мне сильно досталось, а два
очерка из деревенской жизни — «Дурачок» и «Дурочка» ученика В.Ешевского (брата покойного профессора Московского университета, которого я уже не застал в гимназии) — сильно похвалил, находя в них достоинства во вкусе тогдашних повестей Григоровича.
Мы все изумлялись тому, как он мог
написать такие два
очерка, и даже заподозрили подлинность этого сочинительства. Беллетриста из него не вышло, а только чиновник, кажется провиантского ведомства.
Учитель словесности уже не так верил в мои таланты. В следующем учебном году я, не смущаясь, однако, приговором казанского профессора,
написал нечто вроде продолжения похождений моего героя, и в довольно обширных размерах. Место действия был опять Петербург, куда я не попадал до 1855 года. Все это было сочинено по разным повестям и
очеркам, читанным в журналах, гораздо больше, чем по каким-нибудь устным рассказам о столичной жизни.
Эти казанские
очерки были набросаны до написания комедий. Потом вплоть до конца 1861 года, когда я приступил прямо к работе над огромным романом, я не
написал ни одной строки в повествовательном роде.
Он и
написал свои
очерки"Господа апраксинцы"и принес их редактору"Библиотеки", про которого пошла молва, что он хорошо платит, а главное, дает авансы.
Встретился я с ним уже много лет спустя, когда он потолстел и стал хромать, был уже любимцем Гостиного двора, офицеров и чиновников,
писал кроме
очерков и рассказов и бытовые пьески, сделал себе и репутацию вивёра, любящего кутнуть, способного произвести скандалец где-нибудь у немцев, в Шустер-клубе.
Вне беллетристики я
писал с первых же месяцев своего издательства критические статьи, публицистические этюды, а потом театральные рецензии и
очерки бытовой жизни ("Нижний во время ярмарки") и многое другое.
Я не стану здесь рассказывать про то, чем тогда была Испания. Об этом я
писал достаточно и в корреспонденциях, и в газетных
очерках, и даже в журнальных статьях. Не следует в воспоминаниях предаваться такому ретроспективному репортерству. Гораздо ценнее во всех смыслах освежение тех «пережитков», какие испытал в моем лице русский молодой писатель, попавший в эту страну одним из первых в конце 60-х годов.
Не могу утверждать — до или после меня проживал в Испании покойный граф Салиас. Он много
писал о ней в «Голосе», но тогда, летом 1869 года, его не было; ни в Мадриде, ни в других городах, куда я попадал, я его не встречал. Думаю, однако, что если б ряд его
очерков Испании стал появляться раньше моей поездки, я бы заинтересовался ими. А «Голос» я получал как его корреспондент.
Неточные совпадения
Он давно уже — и предусмотрительно — заявил, что понимает: факты его несколько однообразно мрачны, но он затеял
писать бытовые
очерки «На границе двух веков».
— Бледен этот
очерк! — сказал он про себя, — так теперь не
пишут. Эта наивность достойна эпохи «Бедной Лизы». И портрет ее (он подошел к мольберту) — не портрет, а чуть подмалеванный эскиз.
Впрочем, обе приведенные книги, «Поездка в Якутск» и «Отрывки о Сибири», дают, по возможности, удовлетворительное понятие о здешних местах и вполне заслуживают того одобрения, которым наградила их публика. Первая из них дала два, а может быть, и более изданий. Рекомендую вам обе, если б вы захотели узнать что-нибудь больше и вернее об этом отдаленном уголке, о котором я как проезжий, встретивший нечаянно остановку на пути и имевший неделю-другую досуга, мог
написать только этот бледный
очерк.
В своем «Кратком
очерке неустройств, существующих на каторге» Власов
писал, что в 1871 г., когда он прибыл на остров, его «прежде всего поразило то обстоятельство, что каторжные с разрешения бывшего генерал-губернатора составляют прислугу начальника и офицеров».
Вышеславцев в своих «
Очерках пером и карандашом»
пишет, что в апреле 1859 г. он застал в Дуэ около 40 человек и при них двух офицеров и одного инженерного офицера, заведующего работами.