Неточные совпадения
Для тогдашнего николаевского общества такое
положение Щепкина было важным фактом, и фактом, вовсе не выходящим
из ряду вон. Я на это напираю. Талант, личное достоинство ценились чрезвычайно всеми, кто сколько-нибудь выделялся над глухим и закорузлым обывательским миром.
И староцерковное и гражданское зодчество привлекало: одна
из кремлевских церквей, с царской вышкой в виде узкого балкончика, соборная колокольня, «Строгановская» церковь на Нижнебазарской улице, единственный каменный дом конца XVII столетия на Почайне, где останавливался Петр Великий, все башни и самые стены кремля, его великолепное
положение на холмах, как ни у одной старой крепости в Европе.
Многие особенности своего и общепсихического и писательского склада я объясняю тем, что родился в нагорной местности. Нижний по
положению — исключительный город. Он не только стоит так высоко, как ни один приречный город в Европе
из мне известных, не исключая Парижа, Пешта, Белграда и Гейдельберга; но и весь изрыт балками, ущельями, крутыми подъемами и спусками.
Литературу в казанском монде представляла собою одна только М.Ф.Ростовская (по казанскому произношению Растовская), сестра Львова, автора „Боже, царя храни“, и другого генерала, бывшего тогда в Казани начальником жандармского округа. Вся ее известность основывалась на каких-то повестушках, которыми никто
из нас не интересовался. По
положению она была только жена директора первой гимназии (где когда-то учился Державин); ее муж принадлежал к „обществу“, да и по братьям она была
из петербургского света.
Немецкие бурши посадили нас на"Verruf"(по-студенчески есть слово более беспощадное и циническое), и в таком
положении мы все дожили до выхода
из университета.
Поехал я
из Нижнего в тарантасе —
из дедушкина добра. На второе лето взял я старого толстого повара Михаилу. И тогда же вызвался пожить со мною в деревне мой товарищ З-ч, тот, с которым мы перешли
из Казани в Дерпт. Он тогда уже практиковал как врач в Нижнем, но неудачно; вообще хандрил и не умел себе добыть более прочное
положение. Сопровождал меня, разумеется, мой верный famulus Михаил Мемнонов, проделавший со мною все годы моей университетской выучки.
Всего сильнее действовала она на нашу публику в пьесе, изображающей жизнь английской королевы Елизаветы. Она и умирает на сцене. По созданию лица, по реализму отдельных
положений это было самое оригинальное
из того, что она тогда исполняла.
Литературная жилка задрожала. Мне и раньше хотелось какого-нибудь более прочного
положения. Службу я — принципиально — устранял
из своей карьеры. Журнал представился мне самым подходящим делом. По выкупу я должен был получить вскоре некоторую сумму и в случае надобности мог, хоть и за плохую цену, освободиться от своей земли.
Бывали минуты, когда я терял надежду сбросить с себя когда-либо бремя долговых обязательств. Списывался я с юристами, и один
из них, В.Д.Спасович, изучив мое
положение, склонялся к тому выводу, что лучше было бы мне объявить себя несостоятельным должником, причем я, конечно, не мог быть объявлен иначе как"неосторожным". Но я не согласился, и как мне ни было тяжело — больному и уже тогда женатому, я продолжал тянуть свою лямку.
То, что в его натуре было консервативного и несколько озлобленного, сказалось в его дальнейшей карьере. Он попал к Каткову в"Московские ведомости", где вскоре занял влиятельное
положение в редакции. Он оказался публицистом и администратором, которым хозяин газеты очень дорожил, и после смерти Каткова был в"Московских ведомостях"одним
из первых номеров.
Ходил к нему разный"сбродный"народ: молодые люди
из Комедии или без всякого еще
положения, девицы неизвестно какой профессии, в том числе и с замашками недорогих куртизанок.
В Лондоне испытал я впервые чувство великой опасности быть брошену как в море тому, кто не может произнесть ни одного слова по-английски. Теперь еще больше народу, маракующего крошечку по-французски или по-немецки, но тогда, то есть сорок один год назад, только особенная удача могла вывести
из критического, безвыходного
положения всякого, кто являлся в Лондон, не позаботившись даже заучить несколько фраз
из диалогов.
Драматический мир Лондона интересовал меня еще в Париже, и я привез оттуда письма к двум выдающимся личностям
из этого мира: одному просто актеру с громким прошлым, а другому драматургу-актеру с совершенно оригинальным
положением и родом деятельности.
Как он переделывал пьесы, которые ему приносили начинающие или малоизвестные авторы, он рассказывал в печати. Из-за такого сотрудничества у него вышла история с Эмилем Жирарденом — из-за пьесы"Мученье женщины". Жирарден уличил его в слишком широком присвоении себе его добра. Он не пренебрегал — как и его соперник Сарду — ничьим чужим добром, когда видел, что
из идеи или сильных
положений можно что-нибудь создать ценное. Но его театр все-таки состоял
из вещей, им самим задуманных и написанных целиком.
Другой волжанин
из Казани, доктор Б. — был совсем другой тип, старше годами, с характерными повадками и говором истого казанца. Он уже имел в своем городе
положение известного практиканта и стоял во главе лечебницы. В Вене, а потом в Берлине, он доделывал свою научную выучку, посещал и госпитальные клиники, и лекции теоретиков.
Там нашел я моего товарища по Дерпту, Бакста, который все еще считал себя как бы на нелегальном
положении из-за своих сношений с политическими эмигрантами, ездил даже в Эмс, где с Александром II жил тогда граф Шувалов, и имел с ним объяснение, которое он передавал в лицах.
Неточные совпадения
Господа актеры особенно должны обратить внимание на последнюю сцену. Последнее произнесенное слово должно произвесть электрическое потрясение на всех разом, вдруг. Вся группа должна переменить
положение в один миг ока. Звук изумления должен вырваться у всех женщин разом, как будто
из одной груди. От несоблюдения сих замечаний может исчезнуть весь эффект.
Произнесенные слова поражают как громом всех. Звук изумления единодушно излетает
из дамских уст; вся группа, вдруг переменивши
положение, остается в окаменении.
Утвердительно можно сказать, что упражнения эти обязаны своим происхождением перу различных градоначальников (многие
из них даже подписаны) и имеют то драгоценное свойство, что, во-первых, дают совершенно верное понятие о современном
положении русской орфографии и, во-вторых, живописуют своих авторов гораздо полнее, доказательнее и образнее, нежели даже рассказы «Летописца».
Николай Левин продолжал говорить: — Ты знаешь, что капитал давит работника, — работники у нас, мужики, несут всю тягость труда и поставлены так, что сколько бы они ни трудились, они не могут выйти
из своего скотского
положения.
В глазах родных он не имел никакой привычной, определенной деятельности и
положения в свете, тогда как его товарищи теперь, когда ему было тридцать два года, были уже — который полковник и флигель-адъютант, который профессор, который директор банка и железных дорог или председатель присутствия, как Облонский; он же (он знал очень хорошо, каким он должен был казаться для других) был помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей и постройками, то есть бездарный малый,
из которого ничего не вышло, и делающий, по понятиям общества, то самое, что делают никуда негодившиеся люди.