Неточные совпадения
Но я наверно бы урвался в Москву, если б не слетал туда на одну из последних репетиций — всего на двадцать четыре часа,
провожая даму, у которой был
роман с одним моим товарищем.
В нем"спонтанно"(выражаясь научно-философским термином) зародилась мысль написать большой
роман, где бы была рассказана история этического и умственного развития русского юноши, —
с годов гимназии и
проведя его через два университета — один чисто русский, другой —
с немецким языком и культурой.
С Рикуром я долго
водил знакомство и, сколько помню, посетил его и после войны и Коммуны. В моем
романе"Солидные добродетели"(где впервые в нашей беллетристике является картина Парижа в конце 60-х годов) у меня есть фигура профессора декламации в таком типе, каким был Рикур. Точно такого преподавателя я потом не встречал нигде: ни во Франции, ни в других странах, ни у нас.
Он опять
завел речь о невежественности дам и уверял, что когда-то его близкая приятельница, графиня Нессельроде (дочь графа Закревского), которую он когда-то взял в героини своего любовного
романа — "Дама
с жемчугом", написанного в параллель к"Даме
с камелиями", приехала к нему
с какого-то обеда и спрашивала его,"про какую такую Жанну д'Арк все толковали там".
Первые две недели не было еще политической тревоги. Я сошелся
с петербургским французом, учителем одной частной гимназии на Васильевском острову, и
проводил с ним часы прогулок в приятных разговорах; в жаркие часы писал
роман.
Неточные совпадения
Замолчали, прислушиваясь. Клим стоял у буфета, крепко вытирая руки платком. Лидия сидела неподвижно, упорно глядя на золотое копьецо свечи. Мелкие мысли одолевали Клима. «Доктор говорил
с Лидией почтительно, как
с дамой. Это, конечно, потому, что Варавка играет в городе все более видную роль. Снова в городе начнут говорить о ней, как говорили о детском ее
романе с Туробоевым. Неприятно, что Макарова уложили на мою постель. Лучше бы
отвести его на чердак. И ему спокойней».
Райский по утрам опять начал вносить заметки в программу своего
романа, потом шел навещать Козлова, заходил на минуту к губернатору и еще к двум, трем лицам в городе,
с которыми успел покороче познакомиться. А вечер
проводил в саду, стараясь не терять из вида Веры, по ее просьбе, и прислушиваясь к каждому звуку в роще.
— Шикарный немец, — говорил поживший в городе и читавший
романы извозчик. Он сидел, повернувшись вполуоборот к седоку, то снизу, то сверху перехватывая длинное кнутовище, и, очевидно, щеголял своим образованием, — тройку
завел соловых, выедет
с своей хозяйкой — так куда годишься! — продолжал он. — Зимой, на Рождестве, елка была в большом доме, я гостей
возил тоже;
с еклектрической искрой. В губернии такой не увидишь! Награбил денег — страсть! Чего ему: вся его власть. Сказывают, хорошее имение купил.
А Туркины? Иван Петрович не постарел, нисколько не изменился и по-прежнему все острит и рассказывает анекдоты; Вера Иосифовна читает гостям свои
романы по-прежнему охотно,
с сердечной простотой. А Котик играет на рояле каждый день, часа по четыре. Она заметно постарела, похварывает и каждую осень уезжает
с матерью в Крым.
Провожая их на вокзале, Иван Петрович, когда трогается поезд, утирает слезы и кричит:
— О да, всё… то есть… почему же вы думаете, что я бы не понял? Там, конечно, много сальностей… Я, конечно, в состоянии понять, что это
роман философский и написан, чтобы
провести идею… — запутался уже совсем Коля. — Я социалист, Карамазов, я неисправимый социалист, — вдруг оборвал он ни
с того ни
с сего.