Неточные совпадения
О"Дворянском гнезде"я даже написал небольшую статью
для прочтения и в нашем кружке, и в гостиной Карлова, у Дондуковых. Настроение этой
вещи, мистика Лизы, многое, что отзывалось якобы недостаточным свободомыслием автора, вызывали во мне недовольство. Художественная прелесть повести не так на меня действовала тогда, как замысел и тон, и отдельные сцены"Накануне".
Из легкой комедии"Наши знакомцы"только один первый акт был напечатан в журнале"Век"; другая
вещь — "Старое зло" — целиком в"Библиотеке
для чтения", дана потом в Москве в Малом театре, в несколько измененном виде и под другим заглавием — "Большие хоромы"; одна драма так и осталась в рукописи — "Доезжачий", а другую под псевдонимом я напечатал, уже будучи редактором"Библиотеки
для чтения", под заглавием"Мать".
И когда я сидел у Плетнева в его кабинете — она вошла туда и, узнав, кто я, стала вспоминать о нашей общей родственнице и потом сейчас же начала говорить мне очень любезные
вещи по поводу моей драмы"Ребенок", только что напечатанной в январской книжке"Библиотеки
для чтения"за 1861 год.
Я это лично испытал на себе. Приехал я в Петербург к январю 1861 года; и обе мои
вещи (правда, после долгих цензурных мытарств) были расхватаны у меня:"Однодворец" —
для бенефиса П.Васильева в октябре того же года, а"Ребенок" —
для бенефиса Бурдина в январе следующего года. То же вышло и в Москве.
Словом, труппа сделала
для меня все, что только было в ее средствах. Но постановка, то есть все, зависевшее от начальства, от конторы, — было настолько скудно (особенно на теперешний аршин), что, например, актеру Рассказову
для полной офицерской формы с каской, темляком и эполетами выдали из конторы одиннадцать рублей. Самарин ездил к своему приятелю, хозяину магазина офицерских
вещей Живаго, просил его сделать скидку побольше с цены каски; мундира нового не дали, а приказано было перешить из старого.
Но и тот музыкант, которому Россия обязана созданием музыкальной высшей грамотности — Антон Григорьевич Рубинштейн, — в те годы
для большой публики был прежде всего удивительный пианист. Композиторский его талант мало признавался; а он уже к тому времени, кроме множества фортепьянных и концертных
вещей, выступал и как оперный композитор.
Не могу сказать, чтобы меня не замечали и не давали мне ходу. Но заниматься мною особенно было некому, и у меня в характере нашлось слишком много если не гордости или чрезмерного самолюбия, то просто чувства меры и такта, чтобы являться как бы"клиентом"какой-нибудь знаменитости, добиваться ее покровительства или читать ей свои
вещи, чтобы получать от нее выгодные
для себя советы и замечания.
В Москву я попадал часто, но всякий раз ненадолго. По своему личному писательскому делу (не редакторскому) я прожил в ней с неделю
для постановки моей пьесы «Большие хоромы», переделанной мной из драмы «Старое зло» — одной из тех четырех
вещей, какие я так стремительно написал в Дерпте, когда окончательно задумал сделаться профессиональным писателем.
Но в"Отечественных записках"взглянули на нее как на роман чуть не порнографического характера, и в анонимной рецензии (она принадлежала, кажется, Салтыкову) прямо было сказано, что такие
вещи пишутся только
для возбуждения половых инстинктов.
А Сарду и тогда уже являлся
для меня ловким сценических дел мастером, очень даровитым, но добивающимся прежде всего успеха, чего он и добивался каждой своей новой
вещью.
Из съездов, бывших в последние годы Второй империи, самым содержательным и
вещим для меня был конгресс недавно перед тем созданного по инициативе Карла Маркса Международного общества рабочих. Сам Маркс на него не явился — уже не знаю почему. Может быть, место действия — Брюссель — он тогда не считал вполне
для себя безопасным.
Роман хотелось писать, но было рискованно приниматься за большую
вещь. Останавливал вопрос — где его печатать.
Для журналов это было тяжелое время, да у меня и не было связей в Петербурге, прежде всего с редакцией"Отечественных записок", перешедших от Краевского к Некрасову и Салтыкову. Ни того, ни другого я лично тогда еще не знал.
Стракош сделал себе имя как публичный чтец драматических
вещей и в этом качестве приезжал и в Россию. При его невзрачной фигуре и дикции с австрийским акцентом он, на мою оценку, не представлял собою ничего выдающегося. Как преподаватель он в драме и трагедии держался все-таки немецко-условного пафоса, а
для комедии не имел ни вкуса, ни дикции, ни тонкости парижских профессоров — даровитых сосьетеров"Французской комедии".
Оперетка к той зиме обновилась музыкой Штрауса, который вошел в полное обладание своего таланта и сделался из бального композитора настоящим"maestro"
для оперетки, стоящей даже на рубеже комической оперы. Такие его
вещи, как"Летучая мышь"и"Цыганский барон", и рядом с
вещами Оффенбаха представляют собою и бытовую и музыкальную ценность.
Неточные совпадения
Так прошел и еще год, в течение которого у глуповцев всякого добра явилось уже не вдвое или втрое, но вчетверо. Но по мере того как развивалась свобода, нарождался и исконный враг ее — анализ. С увеличением материального благосостояния приобретался досуг, а с приобретением досуга явилась способность исследовать и испытывать природу
вещей. Так бывает всегда, но глуповцы употребили эту"новоявленную у них способность"не
для того, чтобы упрочить свое благополучие, а
для того, чтоб оное подорвать.
— Всё-таки мне недостает
для этого одной главной
вещи, — ответил он, — недостает желания власти. Это было, но прошло.
Вронский слушал внимательно, но не столько самое содержание слов занимало его, сколько то отношение к делу Серпуховского, уже думающего бороться с властью и имеющего в этом свои симпатии и антипатии, тогда как
для него были по службе только интересы эскадрона. Вронский понял тоже, как мог быть силен Серпуховской своею несомненною способностью обдумывать, понимать
вещи, своим умом и даром слова, так редко встречающимся в той среде, в которой он жил. И, как ни совестно это было ему, ему было завидно.
Он теперь, говоря с братом о неприятной весьма
для него
вещи, зная, что глаза многих могут быть устремлены на них, имел вид улыбающийся, как будто он о чем-нибудь неважном шутил с братом.
Потом показал одну за другою палаты, кладовую, комнату
для белья, потом печи нового устройства, потом тачки такие, которые не будут производить шума, подвозя по коридору нужные
вещи, и много другого.