Он заходил взад и вперед по носовой палубе, где
сидели пассажиры второго класса, боролся с своим желанием заглянуть в капитанскую каюту, поговорить еще с писателем.
Неточные совпадения
«Бирюч»
сидел в воде всего четыре фута; ему оставался еще один, чтобы не застрять на перекате. Это не вызывало особого беспокойства ни в
пассажирах, ни в капитане.
Публика наверху продолжала
сидеть и не выказывала заметного беспокойства. Между
пассажирами попроще пошел более оживленный говор, но если бы не знать, что пароход действительно врезался в перекат, нельзя бы подумать, что случилась такая досадная для всех неприятность, из-за которой в Нижний опоздают на несколько часов.
Направо и налево тянулись узкие обеденные столы. За левым
сидели два купца и офицер и пили пиво. На дальнем углу правого стола действительно пил чаи
пассажир с крестом на шее.
Носовая палуба уже спала. На кормовой
сидело и ходило несколько человек. Безлунная, очень звездная ночь ласкала лица
пассажиров мягким ветерком. Под шум колес не слышно было никаких разговоров.
И сразу же в эти последние дни августа привалило к нему столько груза и
пассажиров, что сегодня, полчаса до отхода, хозяин его дал приказание больше не грузить, боясь сесть за Сормовом, на том перекате, где он сам
сидел на «Бирюче».
В углу
сидел Теркин и смотрел в окно. Глаза его уходили куда-то, не останавливались на толпе. И на остальных
пассажиров тесноватого отделения второго класса он не оглядывался. Все места были заняты. Раздавались жалобы на беспорядок, на то, что не хватило вагонов и больше десяти минут после второго звонка поезд не двигается.
Вагон грузно грохотал. Поезд останавливался на каждой станции, свистел, дымил, выпускал и принимал
пассажиров. Теркин
сидел в своем углу, и ничто не развлекало его. К ним в отделение влезла полная, с усиками, барыня, нарядная, шумная, начала пространно жаловаться на начальника станции, всем показывала свой билет первого класса, с которым насилу добилась места во втором.
На носовой палубе
сидел Теркин и курил, накинув на себя пальто-крылатку. Он не угодил вверх по Волге на собственном пароходе «Батрак». Тот ушел в самый день его приезда в Нижний из Москвы. Да так и лучше было. Ему хотелось попасть в свое родное село как можно скромнее, безвестным
пассажиром. Его пароход, правда, не всегда и останавливался у Кладенца.
Неточные совпадения
Они
сидели в углу вагона, громко разговаривая и, очевидно, зная, что внимание
пассажиров и вошедшего Катавасова обращено на них.
Варвара
сидела у борта, держась руками за перила, упираясь на руки подбородком, голова ее дрожала мелкой дрожью, непокрытые волосы шевелились. Клим стоял рядом с нею, вполголоса вспоминая стихи о море, говорить громко было неловко, хотя все
пассажиры давно уже пошли спать. Стихов он знал не много, они скоро иссякли, пришлось говорить прозой.
И мешал грузчик в красной рубахе; он жил в памяти неприятным пятном и, как бы сопровождая Самгина, вдруг воплощался то в одного из матросов парохода, то в приказчика на пристани пыльной Самары, в
пассажира третьего класса, который,
сидя на корме, ел орехи, необыкновенным приемом раскалывая их: положит орех на коренные зубы, ударит ладонью снизу по челюсти, и — орех расколот.
Такова была Садовая в первой половине прошлого века. Я помню ее в восьмидесятых годах, когда на ней поползла конка после трясучих линеек с крышей от дождя, запряженных парой «одров». В линейке
сидело десятка полтора
пассажиров, спиной друг к другу. При подъеме на гору кучер останавливал лошадей и кричал:
— Нет, уж позвольте мне самому, — с утонченной вежливостью отказался Братковский. — У меня там очень капризные
пассажиры сидят.