Неточные совпадения
Эта незыблемая, непоколебимая вера в то, что истина дана в мистическом
восприятии, что нельзя двигаться, нельзя подниматься, не имея под собой твердыни божественного, не имея благодатной помощи, будучи оставленным и покинутым, от вселенской души отрезанным, определяет характер изложения этой книги.
Церковь может принять это обвинение и с гордостью сказать: да, в Церкви христианской много языческого материализма и реализма, потому что в ней есть душа мира, та душа мира, которая в язычестве раскрывалась для
восприятия Логоса.
Отщепленной от народного целого интеллигенции всего мира поверилось, что она окончательно вступила в третий фазис развития, окончательно освободилась от пережитков прошлого, что знанием для нее исчерпывается
восприятие мира и сознательное отношение к миру, что все человечество тогда лишь станет на высоту самосознания, когда вырвет из своей души семя веры и отдастся гордому, самодержавному, всесильному знанию.
Само собою разумеется, что слово «видимый» и «невидимый» нужно понимать всеобъемлюще, не в смысле зрительного
восприятия и не в смысле внешнего
восприятия, а в смысле принудительной данности или отсутствия принудительной данности.
Всякий акт знания, начиная с элементарного
восприятия и кончая самыми сложными его плодами, заключает в себе принудительность, обязательность, невозможность уклониться, исключает свободу выбора.
В познавательном
восприятии видимых вещей, в доказательствах, в дискурсивном мышлении как бы теряется свобода человека, она не нужна уже.
В вере индивидуальный малый разум отрекается от себя во имя разума божественного и дается универсальное, благодатное
восприятие.
От Логоса Филона Александрийского к Логосу Иоанна Богослова можно перейти лишь актом веры, лишь религиозным
восприятием.
Акт веры, религиозное
восприятие лежит и между учением о Логосе Гегеля и учением о Логосе Вл. Соловьева.
Полнота живого опыта дана лишь в мистическом
восприятии; без религиозного питания, без непосредственной интуиции философия чахнет и превращается в паразита.
В философском и религиозном сознании Греции дано вековечное утверждение бытия, дано реальное
восприятие души мира.
Он признает наличность бытия в познании, непосредственность
восприятия мира и этим порывает с традициями рационалистов, эмпириков и критицистов.
«Шар, составляющий содержание нашего
восприятия, и есть именно часть мира не-я».
Это непосредственное присутствие шара в моем
восприятии отрицают и рационалисты, и эмпирики, и критицисты.
Главная задача Лосского — показать непосредственность
восприятия внешнего мира, мира не-я, что он и называет мистическим эмпиризмом.
Непосредственное
восприятие мира я, мира внутреннего, признают многие философы, и потому Лосский менее этим озабочен.
С этим, как мы увидим ниже, связано для Лосского большое затруднение, которое подкапывает всю его теорию
восприятия.
Очевидно, в механизме
восприятия есть какой-то дефект, который мучил всех философов и отражался в ошибках рационализма, эмпиризма и критицизма.
Связь между S и P вовсе не производится и даже не воспроизводится познающим субъектом, она просто констатируется в
восприятии ввиду того, что наличный объект S без всякого содействия со стороны познающего субъекта влечет за собой наличность также и объекта P, и для обнаружения этой связи в чистой форме нужен только анализ
восприятия».
А это значит, что теория
восприятия мира зависит от онтологии.
Но если бы Лосский строил сознательно онтологическую гносеологию, он не впал бы в тот гносеологический оптимизм, который составляет основной дефект его книги, он дал бы верное освещение проблемы лжи в
восприятии мира и познании мира, что составляет для него главный камень преткновения.
В механизме нашего
восприятия мира есть какой-то дефект, который смущал всех философов, есть застарелая болезнь.
Для Лосского дефекта нет никакого,
восприятие наше вполне здоровое.
Какая у него будет теория
восприятия Божества?
Лосский не видит дефектов в нашем познании, так как задается целью строить пропедевтическую гносеологию и отрицает, чтобы дефекты лежали в самом механизме познания, в гносеологической природе
восприятия.
Только в глубоких наших связях с универсальным бытием, в лежащей в нас точке пересечения двух миров и можно искать разгадки этой болезненности нашего
восприятия мира и самого процесса знания.
То же и в нашем
восприятии и познании мира.
Дефект нашего
восприятия мира и нашего знания есть результат греховности бытия, заболевания, покрывшего лицо бытия сыпью.
Спрашивается, всякое ли знание охватывает бытие, преодолевая пространство и время, или только высшее знание, знание метафизическое, всякое ли
восприятие — мистическое или только высшее
восприятие,
восприятие квалифицированное?
Лосский полагает, что всякое
восприятие — мистическое, что всякое знание заключает в себе бытие вневременное и внепространственное, и этим ослабляет свою позицию, не может сознать и осмыслить нашей болезненной ограниченности.
Новая теория
восприятия и суждения, новое истолкование механизма познания в духе мистического эмпиризма представляют старое знание в новом освещении.
Непосредственное сознание и знание Бога дано в умственном созерцании, интеллектуальной интуиции, которая качественно различествует от всякого другого
восприятия вещей.
Процессом сравнивания и дифференцирования
восприятий достигается знание.
Это отпадение разделяет субъект и объект и делает
восприятие мира смутным и нездоровым.
Не должна ли открыть философия будущего, что в основе знания и в основе веры лежит одна и та же интуиция, непосредственное
восприятие вещей, «обличение вещей невидимых»?
Вера лишь расширяет сферу знания и говорит о
восприятии вещей высшего порядка, но столь же реальных, как и вещи низшего порядка.
И мифологичность книги Бытия не есть ложь и выдумка первобытного, наивного человечества, а есть лишь ограниченность и условность в
восприятии абсолютной истины, предел ветхого сознания в
восприятии откровения абсолютной реальности.
Человечество своей сложной и многообразной историей приготовлялось к
восприятию откровения Логоса.
Ветхий Завет еврейский был откровением Бога Отца; Ветхий Завет языческий был откровением мировой души, раскрывавшейся для
восприятия Логоса.
Кто был Христос и что Он для нас, это не умственный вопрос, не вопрос той или иной теории разума, это вопрос нашего религиозного опыта, нашего религиозного
восприятия, вопрос реального факта.
На вселенских соборах дело шло не о философских теориях, а о жизни и смерти, о религиозном
восприятии таинственных реальностей.
Только религиозное
восприятие в силах решить вопрос, кто Христос и в чем «сущность» христианства; историческое исследование и философское умозрение само по себе бессильно установить религиозный факт.
Но религиозное понимание истории возможно уже потому, что религиозное
восприятие всегда индивидуально и универсально разом и что религиозный смысл истории исходит из индивидуального, неповторимого факта — Христа.
Народ есть предмет веры, а не предмет чувственного
восприятия.
Вселенское чувство церкви,
восприятие церкви изнутри должно вести к хомяковскому пониманию свободы в церкви.
Истина христианства, преломленная в папизме, воспринимается принудительно, насильственно, и в этом принудительном
восприятии истины нет уже подвига свободного избрания того, что любишь, подвига свободного отречения от того, что принуждает.
Не мистическое
восприятие церкви ведет к смешению общества таинственного и благодатного с обществом природным и законническим.
Священное предание, как и вся жизнь церкви, дано лишь в мистическом
восприятии, а мистическое
восприятие тем и отличается от чувственного, от
восприятия порядка природы, что оно свободно, а не принудительно, в нем есть избрание любви.
Когда государство хочет принудить людей к
восприятию истины церкви, оно поступает так же, как если бы наука хотела принудить людей воспринять истину веры.
Церковь и вера тут уничтожаются государством и наукой, так как происходит подмена свободного
восприятия принудительным.