Неточные совпадения
Воссоединение с бытием не может
быть постыдным порабощением философии, оно восстанавливает ее
цель.
Талантливая философия Риккерта, столь ныне модная,
есть reductio ad absurdum [Сведение к нелепости (лат).] критицизма, в ней окончательно упраздняется бытие и отрицается вековечная
цель знания.
В онтологическом своем значении разум
есть положительный Смысл бытия, его верховный центр, его источник и
цель.
Новая философия может
быть лишь воссоединением мышления с живыми корнями бытия, лишь превращением мышления в функцию живого
целого.
С точки зрения Лосского, мир должен
быть воспринят в абсолютной полноте, знание должно
было бы достигнуть своей вожделенной
цели.
Как тяжело думать, что вот „может
быть“ в эту самую минуту в Москве
поет великий певец-артист, в Париже обсуждается доклад замечательного ученого, в Германии талантливые вожаки грандиозных политических партий ведут агитацию в пользу идей, мощно затрагивающих существенные интересы общественной жизни всех народов, в Италии, в этом краю, „где сладостный ветер под небом лазоревым веет, где скромная мирта и лавр горделивый растут“, где-нибудь в Венеции в чудную лунную ночь
целая флотилия гондол собралась вокруг красавцев-певцов и музыкантов, исполняющих так гармонирующие с этой обстановкой серенады, или, наконец, где-нибудь на Кавказе „Терек воет, дик и злобен, меж утесистых громад, буре плач его подобен, слезы брызгами летят“, и все это живет и движется без меня, я не могу слиться со всей этой бесконечной жизнью.
Логос не
есть отвлеченное рациональное начало, Логос — органичен, в нем процесс познания
есть функция живого
целого, в нем мышление
есть само бытие.
Гнет позитивизма и теории социальной среды, давящий кошмар необходимости, бессмысленное подчинение личности
целям рода, насилие и надругательство над вечными упованиями индивидуальности во имя фикции блага грядущих поколений, суетная жажда устроения общей жизни перед лицом смерти и тления каждого человека, всего человечества и всего мира, вера в возможность окончательного социального устроения человечества и в верховное могущество науки — все это
было ложным, давящим живое человеческое лицо объективизмом, рабством у природного порядка, ложным универсализмом.
Древний змий соблазнял людей тем, что они
будут как боги, если пойдут за ним; он соблазнял людей высокой
целью, имевшей обличие добра, — знанием и свободой, богатством и счастьем, соблазнял через женственное начало мира — праматерь
Еву.
Будьте как боги — в этом нет ничего дурного;
цель эта поистине религиозна и божественна; ее Бог поставил перед людьми, возжелал, чтобы они
были подобны Ему.
Он хотел, чтобы люди
были как боги, это
была Его
цель.
Никакой своей
цели, своего нового бытия дух зла не мог выдумать, так как вся полнота бытия заключена в Боге; выдумка его могла
быть лишь ложью, лишь небытием, выдавшим себя за бытие, лишь карикатурой.
Страдание, само по себе взятое, не
есть цель и не
есть заслуга.
Идеализация страдания как такового, как
цели, как высшей заслуги, как высшей красоты,
есть великий соблазн, и с соблазном этим связано ложное понимание Голгофской жертвы.
Свобода
есть не только
цель и конец мистической жизни, свобода
есть также основа и начало этой жизни.
Неточные совпадения
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к тебе в дом
целый полк на постой. А если что, велит запереть двери. «Я тебя, — говорит, — не
буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом, а вот ты у меня, любезный,
поешь селедки!»
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То
есть, не то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что лет уже по семи лежит в бочке, что у меня сиделец не
будет есть, а он
целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь, ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины. Что делать? и на Онуфрия несешь.
Он больше виноват: говядину мне подает такую твердую, как бревно; а суп — он черт знает чего плеснул туда, я должен
был выбросить его за окно. Он меня морил голодом по
целым дням… Чай такой странный: воняет рыбой, а не чаем. За что ж я… Вот новость!
Черт побери,
есть так хочется, и в животе трескотня такая, как будто бы
целый полк затрубил в трубы.
Анна Андреевна. Ну вот, уж
целый час дожидаемся, а все ты с своим глупым жеманством: совершенно оделась, нет, еще нужно копаться…
Было бы не слушать ее вовсе. Экая досада! как нарочно, ни души! как будто бы вымерло все.