Неточные совпадения
Прав Вейнингер, когда говорит, что в каждом человеке заложено
начало гениальности и каждый может
быть в иные минуты жизни гениальным.
Но религиозный синтез не может
быть дан лишь в конце, лишь в результате аналитико-дифференцирующего процесса, лишь для будущих поколений, он дан и в
начале, дан для всех живших и живущих, дан как истина, хранимая вселенской Церковью, как древняя мудрость.
Даже германский идеализм
начала XIX века, идеализм Фихте, Гегеля и Шеллинга, при всей своей творческой мощи не в силах
был справиться с этими роковыми для всякой философии проблемами.
Теория Гарнака о том, что догматы
были рационализацией христианства, интеллектуализмом, внесением
начал греческой философии, опровергается всей историей Церкви, которая учит, что все догматы
были мистичны и безумны, опытны и для разума человеческого антиномичны, ереси же
были рационалистичны, человеческим разумом устраняли антиномичность,
были выдумкой человеческой.
Логически нелепо
было бы требовать гносеологического обоснования точки зрения, которая с самого
начала отвергает подобную компетенцию гносеологии.
В акте веры
есть уже
начало искупления вины, и в нем дано виденье невидимых вещей иного мира.
Знание потому
есть жизнь самого бытия, и потому в самом бытии происходит то, что происходит в знании, потому так, что в познающем субъекте и в познаваемом объекте, в мышлении и в бытии живет и действует тот же универсальный разум, Логос —
начало божественное, возвышающееся над противоположностями.
Грех
есть источник всех категорий, над которыми рефлектирует гносеология, не понимая первоисточника всего того, с чем имели дело, так как
начинает с вторичного.
Логос не
есть отвлеченное рациональное
начало, Логос — органичен, в нем процесс познания
есть функция живого целого, в нем мышление
есть само бытие.
Конец мировой трагедии так же предвечно дан, как и ее
начало; само время и все, что в нем протекает,
есть лишь один из актов трагедии, болезнь бытия в момент его странствования.
Диавол
есть только первая в зле тварь, в нем воплотилось
начало, противоположное Сыну Божьему, он
есть образ творения, каким оно не должно
быть.
Древний змий соблазнял людей тем, что они
будут как боги, если пойдут за ним; он соблазнял людей высокой целью, имевшей обличие добра, — знанием и свободой, богатством и счастьем, соблазнял через женственное
начало мира — праматерь
Еву.
Свобода творения в
начале мировой истории
была сознана формально и потерялась в грехе; в конце мировой истории она должна
быть сознана материально и обретена в совершившемся искуплении.
История человечества на земле
есть трагедия бытия в нескольких актах; она имеет
начало и конец, имеет неповторимые моменты внутреннего развивающегося действия; в ней каждое явление и действие имеет единственную ценность.
«В
начале было Слово, и Слово
было у Бога, и Слово
было Бог».
Логос, Смысл творения, Слово
было в
начале, Слово это
было в Боге и Слово
было Богом.
Сын Бога и
есть божественное, идеальное, абсолютно совершенное
начало человечности — богосыновства, любящего Отца и Отцом любимого.
Дух
есть носитель соборного божественного
начала, соборной любви; восстанавливающей единство мировой души.
Начало зла и образ диавола не
есть самобытная сила, конкурирующая с Богом, а — карикатура бытия, дух небытия.
Впрочем, возрождение языческое может иметь значение для возрождения христианского потому, что в язычестве
было объективно-космическое
начало церкви и правда язычества может
быть противопоставлена субъективности протестантизма и духовного христианства.
Протестантизм
был не только разрывом с Церковью, но и здоровой реакцией против уклонов католичества, против вырождения Церкви; протестантизм пытался восстановить свободу Христову, которая
была окончательно утрачена; в протестантизме утверждалось личное
начало, которое лежало в основе религии Христа.
Протестантизм в
начале своем
был мистичен, [Германская мистика и
есть то, что
было великого и вечного в протестантизме.] но не имел в себе творческих религиозных сил, нес с собой лишь отрицательную правду и в дальнейшем своем развитии перешел в рационализм.
Если в католичестве
было ложное, сбившееся с пути учение о церкви, хотя
была сама Церковь, то в протестантизме сама идея церкви
начала постепенно истребляться.
Религиозное сознание видит в истории трагедию, которая имела
начало и
будет иметь конец.
Зло не
есть самобытное и абсолютное
начало бытия, зло
есть творение, отпавшее от Бога и обоготворившее себя и свои силы.
Принудительное государство, как и принудительное знание, нужны природному миру и природному человечеству, но эти принудительно-природные
начала не могут
быть внесены в церковь и в веру.
В России в
начале XIX века
было довольно сильное мистическое движение, много
было мистических кружков,
была обширная мистическая литература, переводная и оригинальная.
Это должно
было бы
быть предостережением для русского мистического движения
начала XX века.
Свобода
есть не только цель и конец мистической жизни, свобода
есть также основа и
начало этой жизни.
Тогда Иоанн, который оставался в стороне,
начнет свое священство Любви,
будет жить в душах новых пап».
Скоро,
быть может, мы увидим возрождение католической литературы, подобное тому, которое видело
начало XIX века.
— Избили они его, — сказала она, погладив щеки ладонями, и, глядя на ладони, судорожно усмехалась. — Под утро он говорит мне: «Прости, сволочи они, а не простишь — на той же березе повешусь». — «Нет, говорю, дерево это не погань, не смей, Иуда, я на этом дереве муки приняла. И никому, ни тебе, ни всем людям, ни богу никогда обиды моей не прощу». Ох, не прощу, нет уж! Семнадцать месяцев держал он меня, все уговаривал,
пить начал, потом — застудился зимою…
Неточные совпадения
Городничий. Да, там, говорят,
есть две рыбицы: ряпушка и корюшка, такие, что только слюнка потечет, как
начнешь есть.
Да если спросят, отчего не выстроена церковь при богоугодном заведении, на которую назад тому пять лет
была ассигнована сумма, то не позабыть сказать, что
начала строиться, но сгорела.
«Давай!
Начни с хозяюшки». // «
Пьешь водку, Тимофеевна?»
«Скажи, служивый, рано ли // Начальник просыпается?» // — Не знаю. Ты иди! // Нам говорить не велено! — // (Дала ему двугривенный). // На то у губернатора // Особый
есть швейцар. — // «А где он? как назвать его?» // — Макаром Федосеичем… // На лестницу поди! — // Пошла, да двери заперты. // Присела я, задумалась, // Уж
начало светать. // Пришел фонарщик с лестницей, // Два тусклые фонарика // На площади задул.
Приходит немец: «Только-то?..» // И
начал нас по-своему, // Не торопясь,
пилить.