Неточные совпадения
Вся новая
философия,
начиная с Декарта и кончая неокантианцами, отрицает необходимость посвящения и приобщения для стяжания знания, гнозиса, и потому тайны бытия и таинства жизни для
философии закрываются.
Даже германский идеализм
начала XIX века, идеализм Фихте, Гегеля и Шеллинга, при всей своей творческой мощи не в силах был справиться с этими роковыми для всякой
философии проблемами.
Теория Гарнака о том, что догматы были рационализацией христианства, интеллектуализмом, внесением
начал греческой
философии, опровергается всей историей Церкви, которая учит, что все догматы были мистичны и безумны, опытны и для разума человеческого антиномичны, ереси же были рационалистичны, человеческим разумом устраняли антиномичность, были выдумкой человеческой.
Столь исключительное торжество лакейско-полицейских
начал в
философии становится утомительным и оскорбительным.
Отвлеченные философы считают доказанным и показанным, ясным и самоочевидным, что
философии следует
начинать с субъекта, с мышления, с чего-то безжизненно формального и пустого; но почему бы не
начать философствовать с кровообращения, с живого, с предшествующего всякой рациональной рефлексии, всякому рациональному рассечению, с органического мышления, с мышления как функции жизни, с мышления, соединенного с своими бытийственными корнями, с непосредственных, первичных данных нерационализированного сознания?
Если понимать принцип критицизма формально, как исследование природы познания, то критическая
философия начала свое существование задолго до Канта: критикой познания занималась еще греческая
философия и всякая настоящая
философия непременно критическая.
Критическая
философия начинает с убийства, с рассечения, и это преступление называет критическим мышлением, преодолением догматизма.
Это было поэтико-религиозное
начало философии истории; оно очевидно лежало в христианстве, но долго не понимали его; не более, как век тому назад, человечество подумало и в самом деле стало спрашивать отчета в своей жизни, провидя, что оно недаром идет и что биография его имеет глубокий и единый всесвязывающий смысл.
Или он откроет новые
начала философии и проложит новые пути для мысли; или радикально преобразует существующие педагогические методы, и после него человечество будет воспитываться на новых основаниях; или он будет великим композитором, поэтом, художником…
Историю и географию он изучал по Гюбнеру и Ролленю, а
начала философии по Вольфу и Лейбницу. Артиллерию и фортификацию преподавал ему сам Василий Иванович, который был знаком с инженерною наукою больше, чем с другими, даже перевел на русский язык Вобана.
Неточные совпадения
На одной было заглавие: «
Философия, в смысле науки»; шесть томов в ряд под названием: «Предуготовительное вступление к теории мышления в их общности, совокупности, сущности и во применении к уразумению органических
начал обоюдного раздвоения общественной производительности».
— Совет невежды! В тот век, когда Бергсон
начинает новую эру в истории
философии…
Диомидов выпрямился и, потрясая руками,
начал говорить о «жалких соблазнах мира сего», о «высокомерии разума», о «суемудрии науки», о позорном и смертельном торжестве плоти над духом. Речь его обильно украшалась словами молитв, стихами псалмов, цитатами из церковной литературы, но нередко и чуждо в ней звучали фразы светских проповедников церковной
философии:
Так, как в математике — только там с большим правом — не возвращаются к определению пространства, движения, сил, а продолжают диалектическое развитие их свойств и законов, так и в формальном понимании
философии, привыкнув однажды к
началам, продолжают одни выводы.
Философская фраза, наделавшая всего больше вреда и на которой немецкие консерваторы стремились помирить
философию с политическим бытом Германии: «Все действительное разумно», была иначе высказанное
начало достаточной причины и соответственности логики и фактов.