Неточные совпадения
После всех испытаний, всех странствований по пустыням отвлеченного мышления и рационального опыта, после тяжкой полицейской службы должна возвратиться философия в храм,
к священной своей функции, и обрести там утерянный реализм, вновь получать там посвящение в тайны
жизни.
Философия не может и не должна быть богословской апологетикой, она открывает истину, но открыть ее в силах лишь тогда, когда посвящена в тайны религиозной
жизни, когда приобщена
к пути истины.
Мы же хотели бы возвратить философии полнокровность, приобщить ее
к духу
жизни, т. е. окончательно освободить ее от всякой схоластики.
Истина освобождает, а путь
к истине открывается лишь посвящением в тайны религиозной
жизни.
Лишь вселенскому церковному сознанию раскрываются тайны
жизни и бытия, лишь в приобщении
к церковному разуму возможно истинное дерзновение, там лишь гарантия против всякого иллюзионизма и призрачности, там подлинный реализм, реализм мистический.
Сознательный переход от отвлеченной философии самодовлеющего рассудка
к конкретной философии целостной
жизни духа, не философии чувства, а философии органического духа, раскрывает возможность положительного решения проблем реальности, свободы, личности.
Философия должна быть свободной, должна искать истину, но именно свободная философия, философия свободы приходит
к тому, что лишь религиозно, лишь
жизни цельного духа дается истина и бытие.
Но свидетели прогнали жениха и невесту, отвергли всякое отношение познания
к бытию, и их свидетельская роль превратилась в самодовлеющую и замкнутую
жизнь.
Лишь рационалистическое рассечение целостного человеческого существа может привести
к утверждению самодовлеющей теоретической ценности знания, но для познающего, как для существа живого и целостного, не рационализированного, ясно, что познание имеет прежде всего практическую (не в утилитарном, конечно, смысле слова) ценность, что познание есть функция
жизни, что возможность брачного познания основана на тождестве субъекта и объекта, на раскрытии того же разума и той же бесконечной
жизни в бытии, что и в познающем.
Нужно совершить переизбрание, избрать новый объект любви, т. е. отречься от старой любви
к данной действительности, уже мне гарантированной, мне навязанной, сбросить с себя ветхого человека и родиться
к новой
жизни в новой, иной действительности.
Способ лечения может быть лишь один: отказ от притязаний отвлеченной философии, возврат
к мистическому реализму, т. е.
к истокам бытия,
к живому питанию,
к познанию как функции целостного процесса
жизни.
Я приведу основной пример из религиозной
жизни, из которого ясна будет и сущность чудесного, и сущность веры в ее отношении
к знанию.
И наука, и философия подводят
к великой тайне; но та лишь философия хороша, которая проходит путь до последней тайны, раскрывающейся в религиозной
жизни, в мистическом опыте.
Гете был в глубочайшем смысле слова церковнее, ближе
к мировой душе, чем Кант, Фихте и Гегель, и потому осуществлял в своей
жизни идеал цельного знания.
Но, быть может, под этим скрывается другая проблема, более жизненная и гораздо более изначальная, предшествующая самой абстракции «субъекта»: проблема отношения бытия
к бытию, одной функции
жизни к досугам функциям мировой
жизни.
То, что я говорю, вовсе не есть возвращение
к психологическому направлению в теории познания, которое всегда рассматривает мышление как функцию
жизни индивидуальной души.
«Фаустовская жажда бесконечной широты
жизни» влечет Лосского
к пересмотру теории знания, верный инстинкт подсказывает ему, что в интуитивизме спасение от этой замкнутости и ограниченности.
Таков прежде всего мотив отношения
к предкам,
к «отчеству», сознание необходимости работать для предков и для восстановления их
жизни не менее, чем для потомков.]
Странность эта определяется желанием построить
жизнь независимо от того, есть ли бытие и что есть бытие, безотносительно
к существу человека,
к его происхождению и предназначению, его месту в мироздании и смыслу его
жизни.
Но неоромантики, декаденты, символисты, мистики восстали против всякого закона, против всякого объективизма, против всякого обращения
к универсальному целому; они интересуются исключительно субъективным и индивидуальным; оторванность от вселенского организма, произвольность и иллюзорность возводят в закон новой, лучшей
жизни.
Мы стоим перед объективизмом, который свяжет нас с подлинным бытием, бытием абсолютным, а не природной и социальной средой; мы идем
к тому реализму, который находит центр индивидуума, связующую нить
жизни и утверждает личность как некое вечное бытие, а не мгновенные и распавшиеся переживания и настроения.
Творение, в силу присущей ему свободы, свободы избрания пути, отпало от Творца, от абсолютного источника бытия и пошло путем природным, натуральным; оно распалось на части, и все части попали в рабство друг
к другу, подчинились закону тления, так как источник вечной
жизни отдалился и потерялся.
Христос был один, являлся всего раз на этой земле, в этой истории человечества; спасающее приобщение
к Христу совершается для каждого данного человека в этой его
жизни.
Существование зла в мире не только не есть аргумент в пользу атеизма, не только не должно восстанавливать против Бога, но и приводит
к сознанию высшего смысла
жизни, великой задачи мировой истории.
Спасение есть победа над первоисточником мировой испорченности, вырывание корней зла; спасение есть полное преобразование всего бытия, рождение
к новой
жизни самой материи мира.
Религия Христа зовет нас
к борьбе за
жизнь,
к мировой победе над смертью,
к завоеванию воскресения историей и творчеством.
В религиозной
жизни все должно начинаться изнутри, от рождения
к новой
жизни, от свободы, любви и благодати
жизни церковной, а не извне, не от природного порядка.
Насильственное пребывание в церкви, принудительное приобщение
к ее
жизни есть словосочетание, лишенное всякого значения.
По сущности церковного самосознания церковь состоит из сынов, из свободных и любящих,
к ее
жизни не приобщаются рабы, изнасилованные и тяготящиеся.
Остро чувствуется, что для перехода
к новой религиозной
жизни необходимо подвести итог тысячелетним взаимоотношениям церкви и мистики.
Эта отвлеченная, безрелигиозная мистика имела симптоматическое значение, она была переходом
к иному миру и иной
жизни.
Мистическая
жизнь и есть как бы просыпанье
к действительности,
к реальности,
к существенности.
Христианское учение о воскресении
к вечной
жизни несоединимо с теософическим учением о перевоплощении.
В магии нет свободы, в ней — ложное, своекорыстное направление воли, жажда власти без просветления, без рождения
к новой
жизни.
И ложь есть во всяком перенесении на абсолютную
жизнь Божества категорий половой эротики, имеющей значение лишь в отношении
к миру,
к творению.
Теургический, творческий процесс в
жизни человечества и есть путь
к новому Космосу,
к новой земле и новому небу.
У Гюисманса все шло изнутри. Des Esseintes (псевдоним самого Гюисманса) постепенно потерял вкус ко всем мирским благам,
к современным людям,
к современной литературе,
к современному быту, ко всей
жизни современного великого города.
Постепенно уходит он от мира, уединяется, окружает себя иным миром любимых книг, произведений искусства, запахов, звуков, создает себе искусственную чувственную обстановку, иллюзию иного мира, мира родного и близкого. Des Esseintes грозит гибель, доктор требует, чтоб он вернулся
к обыкновенной здоровой
жизни, но он не хочет идти ни на какие компромиссы с ненавистной действительностью.
Книга заканчивается словами: «Господь, будь милостив
к христианину, который сомневается,
к маловеру, который хочет верить,
к каторжнику
жизни, который пустился в путь один, в ночи, под небом, которое не освещается уже утешительными маяками древней надежды».
Я чувствую отвращение
к своей
жизни,
к самому себе, но отсюда далеко еще до рождения
к новой
жизни».
Но его удерживает неспособность
к подвигу, страх перед усилиями и перед суровой
жизнью.
Католичество должно было бы уже погибнуть, если верить в неотвратимую историческую необходимость и социальную закономерность, в вечное приспособление
жизни к новым условиям.
XVIII век, полный рационалистического пыла, не раздавил ненавистного ему чудовища, а в XIX веке оно вновь поднялось и возродилось
к новой
жизни.
Взаимное восполнение восточных и западных начал, любовное слияние в единой правде должно привести
к более высокому, вселенскому типу религиозной
жизни.
Преодоление католического обожествления папы и гуманистического обожествления человека на Западе, раскрытие творческой религиозной активности, потенциально заложенной в восточном православии, должно повести
к подлинному θέωσις’у в исторической
жизни человечества.
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были какие взятки, то самая малость:
к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ, что на
жизнь мою готовы покуситься.
Анна Андреевна. Очень почтительным и самым тонким образом. Все чрезвычайно хорошо говорил. Говорит: «Я, Анна Андреевна, из одного только уважения
к вашим достоинствам…» И такой прекрасный, воспитанный человек, самых благороднейших правил! «Мне, верите ли, Анна Андреевна, мне
жизнь — копейка; я только потому, что уважаю ваши редкие качества».
Растаковский (входит).Антона Антоновича поздравляю. Да продлит бог
жизнь вашу и новой четы и даст вам потомство многочисленное, внучат и правнучат! Анна Андреевна! (Подходит
к ручке Анны Андреевны.)Марья Антоновна! (Подходит
к ручке Марьи Антоновны.)
Городничий. Полно вам, право, трещотки какие! Здесь нужная вещь: дело идет о
жизни человека… (
К Осипу.)Ну что, друг, право, мне ты очень нравишься. В дороге не мешает, знаешь, чайку выпить лишний стаканчик, — оно теперь холодновато. Так вот тебе пара целковиков на чай.
Почтмейстер. Нет, о петербургском ничего нет, а о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не читаете писем: есть прекрасные места. Вот недавно один поручик пишет
к приятелю и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «
Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с большим, с большим чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?