Неточные совпадения
Мало кто уже дерзает писать так, как писали прежде, писать что-то, писать свое, свое не в
смысле особенной оригинальности, а в
смысле непосредственного обнаружения жизни, как то
было в творениях бл. Августина, в писаниях мистиков, в книгах прежних философов.
Последним подлинно верующим
был Гегель,
быть может, величайший из философов в собственном
смысле этого слова.
Христианская философия не
есть «гнозис» в
смысле Валентина и не
есть «теософия» в
смысле Р. Штейнера, хотя в своем собственном
смысле она и гнозис, и теософия.
Чисто гностический путь, в известном
смысле,
есть путь люциферианский.
Религиозная вера всегда
есть освобождение и спасение, только в этом ее
смысл, и все, что связывает себя с религиозной верой, в ней ищет питания, все то освобождается и спасается.
Философия церковная
есть философия, приобщенная к жизни мировой души, обладающая мировым
смыслом — Логосом, так как Церковь и
есть душа мира, соединившаяся с Логосом.
Лишь рационалистическое рассечение целостного человеческого существа может привести к утверждению самодовлеющей теоретической ценности знания, но для познающего, как для существа живого и целостного, не рационализированного, ясно, что познание имеет прежде всего практическую (не в утилитарном, конечно,
смысле слова) ценность, что познание
есть функция жизни, что возможность брачного познания основана на тождестве субъекта и объекта, на раскрытии того же разума и той же бесконечной жизни в бытии, что и в познающем.
В этом только
смысле можно сказать, что всякая теория познания имеет онтологический базис, т. е. не может уклониться от утверждения той истины, что познание
есть часть жизни, жизни, данной до рационалистического рассечения на субъект и объект.
Воскресение Христа
есть единственный абсолютно разумный факт мировой жизни; в победе жизни над смертью, правды над злом
есть Разум,
Смысл.
Если бы можно
было доказать, что Христос воскрес, то чудо воскресения потеряло бы свой спасительный
смысл, оно вошло бы в круговорот природной жизни.
В онтологическом своем значении разум
есть положительный
Смысл бытия, его верховный центр, его источник и цель.
Отрицание мирового
смысла есть вместе с тем и отрицание разума.
Победа чудесного над порядком природы
есть победа разума и
смысла.
Если вникнуть в жизненную основу и жизненный
смысл проблемы критической гносеологии, в ее психологию, в скрытое за ней мироощущение, то должно
будет признать, что проблема эта является результатом болезненной рефлексии, раздвоенности, почти что какой-то мнительности.
Гете
был в глубочайшем
смысле слова церковнее, ближе к мировой душе, чем Кант, Фихте и Гегель, и потому осуществлял в своей жизни идеал цельного знания.
Знание ни в каком
смысле не
есть отражение, копирование, дублирование бытия и ни в каком
смысле не
есть создание, конструирование бытия.
Что же такое
есть знание, в чем его ценность, если смотреть на само знание как на бытие, на
смысл познания как на осуществляющийся в бытии?
Но божественное Слово
было изреченностью
смысла мира, и не
было оно ложью.
Реальный
смысл слов восстанавливается от соединения с Словом — Логосом, это слово не
есть уже рационализация.
Когда я говорю с братом по духу, у которого
есть та же вера, что и у меня, мы не уславливаемся о
смысле слов и не разделены словами, для нас слова наполнены тем же реальным содержанием и
смыслом, в наших словах живет Логос.
О, тогда поймут друг друга, тогда все слова
будут полны реального содержания и
смысла.
Для одних сочетание слов
есть рациональное суждение, дискурсивное мышление, для других то же сочетание слов
есть интуиция, сочетание, полное реального
смысла.
Я ведь отлично знаю, какой реальный
смысл и реальное содержание имеет изреченная мною мысль, когда я говорю: «то-то
есть», а «того-то нет».
Ведь в известном
смысле «переживание»
есть все и все
есть «переживание».
Переживание
есть полнота опыта — вот единственный
смысл этого слова.
В известном
смысле это
будет возвращением к философскому примитивизму, к некоторым сторонам древней досократовской философии, но на почве высшей сознательности, а не наивности.
Знание, в котором мы путем рефлексии констатируем субъект и объект,
есть уже во всех
смыслах нечто вторичное, производное, из самой жизни рожденное.
Странность эта определяется желанием построить жизнь независимо от того,
есть ли бытие и что
есть бытие, безотносительно к существу человека, к его происхождению и предназначению, его месту в мироздании и
смыслу его жизни.
Абсолютный центр и
смысл бытия
был потерян еще раньше; этого центра и
смысла не
было в ложном объективизме, капитулировавшем перед необходимостью, преклонившимся пред законом природы вместо закона Божьего, подменившим бытие призрачной феноменальностью.
История лишь в том случае имеет
смысл, если
будет конец истории, если
будет в конце воскресение, если встанут мертвецы с кладбища мировой истории и постигнут всем существом своим, почему они истлели, почему страдали в жизни и чего заслужили для вечности, если весь хронологический ряд истории вытянется в одну линию и для всего найдется окончательное место.
Вопрос о
смысле истории и
есть вопрос о происхождении зла в мире, о предмирном грехопадении и об искуплении.
Жаждой искупления наполнена вся история мира, и лишь как искупление может
быть понят
смысл истории.
Воплощение
смысла дано лишь в религиозном откровении, и философия религиозного откровения должна
быть откровенной религиозной философией.
Бытие и небытие, как абсолютное и относительное, не могут находиться в одной плоскости и ни в каком
смысле не могут
быть сравниваемы и сопоставляемы.
Индийская идея метемпсихоза чужда и противна христианскому сознанию, так как противоречит религиозному
смыслу земной истории человечества, в которой совершается искупление и спасение мира, являлся Бог в конкретном образе человека, в которой Христос
был единственной, неповторимой точкой сближения и соединения Бога и человечества.
Христианское сознание все покоится на конкретности и единичности, не допускает отвлеченности и множественности того, что
есть центр и
смысл бытия.
Земная жизнь человека и человечества лишилась бы всякого религиозного
смысла, если бы для каждого существа жизнь эта не
была неповторяемым делом спасения, если допустить возможность отложить дело спасения до новых форм существования (метемпсихоз) и перенести в другие миры.
Логос,
Смысл творения, Слово
было в начале, Слово это
было в Боге и Слово
было Богом.
У Бога
есть Сын-Логос, Сын-Любовь, и Он творит мир, осуществляя полноту бытия в любви и
смысле.
Иисус из Назарета и
был историческим, конкретным явлением Сына Бога, Логоса,
Смысла творения.
Если Сын Божий
есть Логос бытия,
Смысл бытия, идея совершенного космоса, то Дух
есть абсолютная реализация этого Логоса, этого
Смысла, воплощение этой идеи не в личности, а в соборном единстве мира,
есть обоженная до конца душа мира.
Существование зла в мире не только не
есть аргумент в пользу атеизма, не только не должно восстанавливать против Бога, но и приводит к сознанию высшего
смысла жизни, великой задачи мировой истории.
Процесс истории не
есть прогрессирующее возвращение человечества к Богу по прямой линии, которое должно закончиться совершенством этого мира: процесс истории двойствен; он
есть подготовление к концу, в котором должно
быть восстановлено творение в своей идее, в своем
смысле, освобождено и очищено человечество и мир для последнего выбора между добром и злом.
В язычестве
было подлинное откровение Божества, точнее, откровение мировой души, но открывалась там лишь бесконечная божественная мощь;
смысл оставался еще закрытым, и религия любви еще не явилась в мир.
Древнему, дохристианскому миру
была также чужда идея прогресса —
смысла исторического развития, так как идея эта предполагает сознание единства человечества и провиденциального его назначения.
История потому только и имела
смысл, потому только в ней можно
было увидеть божественный план, что в истории должен
был явиться Мессия — Христос, что мир исторически готовился к Его явлению.
Пантеистическое чувство бытия, лежавшее в основании язычества,
было не дифференцировано; в этом первоначальном пантеизме не выделялся еще ни человек, ни человечество, ни
смысл человеческой истории; все тонуло в стихии первозданного хаоса, начинавшего лишь оформливаться.
Если Христос — Сын Божий, Логос, то мир имеет
Смысл и у меня
есть надежда на вечное спасение; если Христос — человек, то мир бессмыслен и нет для меня религии спасения.
Этим бессилием и унижением Самого Бога
была открыта миру тайна свободной любви,
смысл творения.
Христос не совершал чудес в истории, отверг этот дьявольский соблазн, так как в свободе человека видел
смысл истории, так как чудеса
были бы насилием и не оставили бы места для достоинства и заслуги любви к Христу.