Революция в глубоком смысле слова, если она не есть только перемена одежды, как слишком часто бывает, есть целостное, интегральное изменение человека и
человеческого общества.
Это обыкновенно означает не излучение благостной энергии, преображающей человека и
человеческое общество, а скорее излучение злой энергии для осуществления благостной цели.
Неточные совпадения
Извне, из объекта
человеческая личность есть лишь малая часть
общества, изнутри, из субъекта
общество есть часть
человеческой личности, ее социальная сторона, подобно тому, как космос есть часть
человеческой личности, как малой вселенной, заключающей в себе все.
Но реальность «мы» нисколько не дает права признавать примат
общества над
человеческой личностью.
Универсализм Гегеля, Маркса, Дюргейма, Шпанна и др., признающий примат
общества над
человеческой личностью, есть ложный универсализм и основан на логике реализма понятий, для которой общее реальнее индивидуального.
Свобода
человеческой личности не может быть дана
обществом и не может по своему истоку и признаку зависеть от него — она принадлежит человеку, как духовному существу.
Эта метафизика основана на примате
общества над
человеческой личностью, хотя и при предположении, что человек может от этого примата только выиграть.
Организация более справедливого и благостного
общества не есть цель, есть лишь средство для достойного
человеческого существования.
Противоречивость марксизма отчасти связана с тем, что он есть не только борьба против капиталистической индустрии, но и жертва его, жертва той власти экономики над
человеческой жизнью, которую мы видим в
обществах XIX и XX века.
«Эта мысль, конечно, будет признана и наивной и еретической. Она — против всех либеральных и социалистических канонов. Но вполне допустимо, что эта мысль будет руководящей разумом интеллигенции. Иерархическая структура
человеческого общества обоснована биологией. Даже черви — неодинаковы…»
Прочтя нагорную проповедь, всегда трогавшую его, он нынче в первый раз увидал в этой проповеди не отвлеченные, прекрасные мысли и большею частью предъявляющие преувеличенные и неисполнимые требования, а простые, ясные и практически исполнимые заповеди, которые, в случае исполнения их (что было вполне возможно), устанавливали совершенно новое устройство
человеческого общества, при котором не только само собой уничтожалось всё то насилие, которое так возмущало Нехлюдова, но достигалось высшее доступное человечеству благо — Царство Божие на земле.
Я всегда терпеть не мог «символов» в
человеческих обществах, условных знаков, титулов, мне они представлялись противными реальностями.
Неточные совпадения
Но ее Колумб, вместо живых и страстных идеалов правды, добра, любви,
человеческого развития и совершенствования, показывает ей только ряд могил, готовых поглотить все, чем жило
общество до сих пор.
Незаметно, чтоб общественные и частные добродетели свободно истекали из светлого
человеческого начала, безусловную прелесть которого
общество должно чувствовать непрестанно и непрестанно чувствовать тоже и потребность наслаждаться им.
«Отошлите это в ученое
общество, в академию, — говорите вы, — а беседуя с людьми всякого образования, пишите иначе. Давайте нам чудес, поэзии, огня, жизни и красок!» Чудес, поэзии! Я сказал, что их нет, этих чудес: путешествия утратили чудесный характер. Я не сражался со львами и тиграми, не пробовал
человеческого мяса. Все подходит под какой-то прозаический уровень.
То, что в продолжение этих трех месяцев видел Нехлюдов, представлялось ему в следующем виде: из всех живущих на воле людей посредством суда и администрации отбирались самые нервные, горячие, возбудимые, даровитые и сильные и менее, чем другие, хитрые и осторожные люди, и люди эти, никак не более виновные или опасные для
общества, чем те, которые оставались на воле, во-первых, запирались в тюрьмы, этапы, каторги, где и содержались месяцами и годами в полной праздности, материальной обеспеченности и в удалении от природы, семьи, труда, т. е. вне всех условий естественной и нравственной жизни
человеческой.
Подавленность всех других сфер
человеческой деятельности бросала образованную часть
общества в книжный мир, и в нем одном действительно совершался, глухо и полусловами, протест против николаевского гнета, тот протест, который мы услышали открытее и громче на другой день после его смерти.