Неточные совпадения
То, что совершалось в недрах
русского духа, перестанет уже быть провинциальным, отдельным и замкнутым,
станет мировым и общечеловеческим, не восточным только, но и западным.
Но антиномия
русского бытия должна быть перенесена внутрь
русской души, которая
станет мужественно-жертвенной, в себе самой изживающей таинственную свою судьбу.
И если отрадно иметь писателя, столь до конца
русского, и поучительно видеть в нем обнаружение
русской стихии, то и страшно
становится за Россию, жутко
становится за судьбу России.
В розановской стихии есть вечная опасность, вечный соблазн
русского народа, источник его бессилия
стать народом мужественным, свободным, созревшим для самостоятельной жизни в мире.
Исторические инстинкты и историческое сознание у
русских интеллигентов почти так же слабы, как у женщин, которые почти совершенно лишены возможности
стать на точку зрения историческую и признать ценности исторические.
Статья вращается вокруг вечной темы
русских размышлений, вокруг проблемы Востока и Запада.
Смирение
русского человека
стало его самосохранением.
Государство должно
стать внутренней силой
русского народа, его собственной положительной мощью, его орудием, а не внешним над ним началом, не господином его.
Культура же должна
стать более интенсивной, активно овладевающей недрами и пространствами и разрабатывающей их
русской энергией.
Некоторые славянофильствующие и в наши горестные дни думают, что если мы,
русские,
станем активными в отношении к государству и культуре, овладевающими и упорядочивающими, если начнем из глубины своего духа создавать новую, свободную общественность и необходимые нам материальные орудия, если вступим на путь технического развития, то во всем будем подобными немцам и потеряем нашу самобытность.
Русский народ вступает в новый исторический период, когда он должен
стать господином своих земель и творцом своей судьбы.
Святость остается для
русского человека трансцендентным началом, она не
становится его внутренней энергией.
Русский человек совсем и не помышляет о том, чтобы святость
стала внутренним началом, преображающим его жизнь, она всегда действует на него извне.
В России машина может сыграть совсем иную роль, может
стать орудием
русского духа.
Русская политика относительно Польши давно уже
стала историческим пережитком, она связана с далеким прошлым и не дает возможности творить будущее.
Быть может, потому
русские стали такими, что в истории своей они слишком много страдали от насиловавшей их, над ними стоящей силы.
Сартр в своих
статьях о литературе иногда говорит то, что в России в 60-е годы говорили
русские критики Чернышевский, Добролюбов, Писарев, но выражает это в более утонченной форме.
Его «Бедный певец», «Певец в
стане русских воинов», «Освальд, или Три песни» Жуковского и «Приди, о путник молодой» из «Руслана и Людмилы», «Черная шаль» Пушкина и многие другие пиесы — чрезвычайно нравились всем, а меня приводили в восхищение.
В это время ходила по Петербургу пародия известного стихотворения Жуковского «Певец в
стане русских воинов», написанная на Шишкова и на всю вообще «Беседу русского слова». Один раз племянник Александра Семеныча, Саша Шишков, быв со мной в кабинете у дяди, сказал мне на ухо: «Если б дядя знал, что у меня в кармане!» — «Что же у тебя такое?» — спросил я. — «Пародия на дядю, и на всю Беседу, написанная Батюшковым».
Неточные совпадения
Он настаивал на том, что
русский мужик есть свинья и любит свинство, и, чтобы вывести его из свинства, нужна власть, а ее нет, нужна палка, а мы
стали так либеральны, что заменили тысячелетнюю палку вдруг какими-то адвокатами и заключениями, при которых негодных вонючих мужиков кормят хорошим супом и высчитывают им кубические футы воздуха.
— А мы живем и ничего не знаем, — сказал раз Вронский пришедшему к ним поутру Голенищеву. — Ты видел картину Михайлова? — сказал он, подавая ему только что полученную утром
русскую газету и указывая на
статью о
русском художнике, жившем в том же городе и окончившем картину, о которой давно ходили слухи и которая вперед была куплена. В
статье были укоры правительству и Академии за то, что замечательный художник был лишен всякого поощрения и помощи.
В чем состояла особенность его учения, Левин не понял, потому что и не трудился понимать: он видел, что Метров, так же как и другие, несмотря на свою
статью, в которой он опровергал учение экономистов, смотрел всё-таки на положение
русского рабочего только с точки зрения капитала, заработной платы и ренты.
— Послушай, Казбич, — говорил, ласкаясь к нему, Азамат, — ты добрый человек, ты храбрый джигит, а мой отец боится
русских и не пускает меня в горы; отдай мне свою лошадь, и я сделаю все, что ты хочешь, украду для тебя у отца лучшую его винтовку или шашку, что только пожелаешь, — а шашка его настоящая гурда [Гурда — сорт
стали, название лучших кавказских клинков.] приложи лезвием к руке, сама в тело вопьется; а кольчуга — такая, как твоя, нипочем.
Заметив и сам, что находился не в надежном состоянии, он
стал наконец отпрашиваться домой, но таким ленивым и вялым голосом, как будто бы, по
русскому выражению, натаскивал клещами на лошадь хомут.