Неточные совпадения
Вся парадоксальность и антиномичность
русской истории отпечатлелась на
славянофилах и Достоевском.
Славянофилы и Достоевский всегда противополагали внутреннюю свободу
русского народа, его органическую, религиозную свободу, которую он не уступит ни за какие блага мира, внутренней несвободе западных народов, их порабощенности внешним.
Славянофилы хотели оставить
русскому народу свободу религиозной совести, свободу думы, свободу духа, а всю остальную жизнь отдать во власть силы, неограниченно управляющей
русским народом.
Славянофилы считали
русский народ — народом безгосударственным, и очень многое на этом строили.
Мнение
славянофилов о безгосударственности
русского народа требует больших корректоров, так как оно слишком не согласуется с
русской историей, с фактом создания великого
русского государства.
Славянофилы, которые в начале книги выражали Россию и
русский народ, в конце книги оказываются кучкой литераторов, полных самомнения и оторванных от жизни.
Истинным выразителем России и
русского народа было официальное правительство, которому
славянофилы осмеливались оказывать оппозицию.
Они (
славянофилы) были именно малодушны о
Русской истории, твердя, но отвлеченно, о ней, что она святая…
Славянофилы, действительно, преклонялись больше перед
русской «идеей», чем перед фактом и силой.
Русские социал-демократы или народники также упрощенно морализовали над историей при помощи своих социологических схем, как и
славянофилы, как и толстовцы, при помощи схем религиозно-онтологических и религиозно-моральных.
Можно даже высказать такой парадокс:
славянофилы, взгляды которых, кстати сказать, я в большей части не разделяю, были первыми
русскими европейцами, так как они пытались мыслить по-европейски, самостоятельно, а не подражать западной мысли, как подражают дети.
Отношения между
русским народом, которого
славянофилы прославляли народом безгосударственным, и огромным
русским государством до сих пор остаются загадкой философии
русской истории.
Славянофилы все еще были добрыми
русскими помещиками, очень умными, талантливыми, образованными, любившими свою родину и плененными ее своеобразной душой.
Славянофилы что-то почуяли в
русской национальной душе, по-своему выразили впервые это
русское самочувствие, и в этом их огромная заслуга.
Но отношение
славянофилов к самому больному и самому важному для нас,
русских, славянскому вопросу — к вопросу польскому — было в корне своем ложным и не славянским.
Для
славянофилов Польша была тем Западом внутри славянского мира, которому они всегда противополагали
русский православный Восток, носитель высшего духовного типа и полноты религиозной истины.
Я думаю, что и
славянофилы не выразили эту глубину
русской души.
Нужно ведь признать, что и
славянофилы и народники и разные
русские религиозные направления не всегда только дух противополагали машине и власти материальности, но также противополагали более развитой технике и хозяйству технику и хозяйство менее развитое, отсталое и примитивное.
Славянофилы, так дорожившие примитивным и отсталым
русским материальным бытом и с ним связывавшие высоту нашего духа, в сущности, держали дух в рабской зависимости от материи.
Но что раскрыл из себя и обнаружил тот «народ», в который верили
русские славянофилы и русские революционеры-народники, верили Киреевский и Герцен, Достоевский и семидесятники, «ходившие в народ», новейшие религиозные искатели и русские социал-демократы, переродившиеся в восточных народников?
Неточные совпадения
— Нет, нет, нет! Вы
славянофил. Вы последователь Домостроя. [Домострой — памятник
русской литературы XVI века, свод правил семейно-бытового уклада; проповедует суровую власть главы семьи — мужа. Слово «домострой» в XIX веке являлось символом всего косного и деспотического в семье.] Вам бы плетку в руки!
— Весьма сожалею, что Николай Михайловский и вообще наши «страха ради иудейска» стесняются признать духовную связь народничества со славянофильством. Ничего не значит, что
славянофилы — баре, Радищев, Герцен, Бакунин — да мало ли? — тоже баре. А ведь именно
славянофилы осветили подлинное своеобразие
русского народа. Народ чувствуется и понимается не сквозь цифры земско-статистических сборников, а сквозь фольклор, — Киреевский, Афанасьев, Сахаров, Снегирев, вот кто учит слышать душу народа!
Впрочем, «Москвитянин» выражал преимущественно университетскую, доктринерскую партию
славянофилов. Партию эту можно назвать не только университетской, но и отчасти правительственной. Это большая новость в
русской литературе. У нас рабство или молчит, берет взятки и плохо знает грамоту, или, пренебрегая прозой, берет аккорды на верноподданнической лире.
Появление
славянофилов как школы и как особого ученья было совершенно на месте; но если б у них не нашлось другого знамени, как православная хоругвь, другого идеала, как «Домострой» и очень
русская, но чрезвычайно тяжелая жизнь допетровская, они прошли бы курьезной партией оборотней и чудаков, принадлежащие другому времени.
На
славянофилах лежит грех, что мы долго не понимали ни народа
русского, ни его истории; их иконописные идеалы и дым ладана мешали нам разглядеть народный быт и основы сельской жизни.