Неточные совпадения
Славянофильская философия русской истории
не объясняет загадки превращения России в величайшую империю в мире или объясняет
слишком упрощенно.
Русский народ
не дерзает даже думать, что святым можно подражать, что святость есть внутренний путь духа, — это было бы
слишком мужественно-дерзновенно.
Слишком ясно, что Россия
не призвана к благополучию, к телесному и духовному благоустройству, к закреплению старой плоти мира.
Смиренная греховность,
не дерзающая
слишком подыматься, так характерна для русской религиозности.
В России все еще
слишком господствует
не только натуральное хозяйство в ее материальной жизни, но и натуральное хозяйство в ее духовной жизни.
Не только вечное, но и
слишком временное, старое и устаревшее в славянофильстве хотели бы восстановить С. Булгаков, В. Иванов, В. Эрн.
Мнение славянофилов о безгосударственности русского народа требует больших корректоров, так как оно
слишком не согласуется с русской историей, с фактом создания великого русского государства.
Русский народ
слишком живет в национально-стихийном коллективизме, и в нем
не окрепло еще сознание личности, ее достоинства и ее прав.
Не изойдет ли Россия в природно-народном дионисическом опьянении, в
слишком позднем и потому гибельном для нее язычестве?
Горький, как типичный русский интеллигент, воспринял европейскую науку
слишком по-русски и поклонился ей по-восточному, а
не по-западному, как никогда
не поклоняется тот, кто создает науку.
Русский человек утешает себя тем, что за ним еще стоят необъятные пространства и спасут его, ему
не очень страшно, и он
не очень склонен
слишком напрягать свои силы.
Русский человек
не ставил себе задачей выработать и дисциплинировать личность, он
слишком склонен был полагаться на то, что органический коллектив, к которому он принадлежит, за него все сделает для его нравственного здоровья.
Русское православие, которому русский народ обязан своим нравственным воспитанием,
не ставило
слишком высоких нравственных задач личности среднего русского человека, в нем была огромная нравственная снисходительность.
Святость
слишком высока и недоступна, она — уже
не человеческое состояние, перед ней можно лишь благоговейно склоняться и искать в ней помощи и заступничества за окаянного грешника.
Не только в творческой русской мысли, которая в небольшом кругу переживает период подъема, но и в мысли западноевропейской произошел радикальный сдвиг, и «передовым» в мысли и сознании является совсем уже
не то, во что продолжают верить у нас
слишком многие, ленивые и инертные мыслью.
Слишком поглощены своими «правыми» или «левыми», т. е. все еще национальными и
не мировыми задачами.
Слишком внутренне
не устроена была Россия,
слишком много элементарного должно было в ней решиться.
Нашей глубины
не знали, но
слишком хорошо знали тяжелую руку нашей государственности.
Но ограниченность этого социологического мироощущения
не могла продолжаться
слишком долго.
Выясняется
не теорией, а самой жизнью, что социальный гуманизм имел
слишком ограниченный и
слишком поверхностный базис.
Слишком многое
не принимается во внимание в социальных утопиях, всегда основанных на упрощении и искусственной изоляции.
Человеку как будто
не дано оставаться на высоте в
слишком мирной, довольной, благополучной жизни.
Ныне подозрения эти исторически
не основательны, но психологически поляки имеют
слишком много для них оснований.
И нужно сказать, что трагедия германизма есть, прежде всего, трагедия избыточной воли,
слишком притязательной,
слишком напряженной, ничего
не признающей вне себя,
слишком исключительно мужественной, трагедия внутренней безбрачности германского духа.
Если утверждается, что война сама по себе
не есть благо, что она связана со злом и ужасом, что желанно такое состояние человечества, при котором войны невозможны и ненужны, то это очень элементарно и
слишком неоспоримо.
Изменятся способы борьбы, все сделается более тонким, и внутренним, преодолеются
слишком грубые и внешние методы, но и тогда будет боль движения и борьбы, счастливого покоя и бездвижности, благодатного экилибра
не наступит.
Демократию
слишком часто понимают навыворот,
не ставят ее в зависимость от внутренней способности к самоуправлению, от характера народа и личности.
Ошибка гуманизма была совсем
не в том, что он утверждал высшую ценность человека и его творческое призвание, а в том, что он склонялся к самодостаточности человека и потому
слишком низко думал о человеке, считая его исключительно природным существом,
не видел в нем духовного существа.
Слишком забывают, что социальная жизнь людей связана с космической жизнью и что
не может быть достигнуто совершенного общества без отношения к жизни космической и действия космических сил.
А когда оно начинает
слишком интересоваться человеком, то это самое плохое, оно начинает порабощать
не только внешнего, но внутреннего человека, между тем как царство Духа
не может вместиться в царство Кесаря.
Революция в глубоком смысле слова, если она
не есть только перемена одежды, как
слишком часто бывает, есть целостное, интегральное изменение человека и человеческого общества.
Свобода, которая делается
слишком легкой,
не требующей героической борьбы, вырождается и теряет свою ценность.
Слишком известно, что в демократиях может совсем
не быть настоящей свободы.
Можно даже было бы сказать, что чистый внутренний трагизм человеческой жизни
не был еще выявлен, т. к. в трагизме прошлого
слишком большую роль играли конфликты, порожденные социальным строем и связанными с этим строем предрассудками.
Если любящий
не может соединиться со своей любимой, потому что они принадлежат к разным сословиям или
слишком велико различие в их материальном положении и родители ставят непреодолимые препятствия, то это может быть очень трагично, но это
не есть выявление внутреннего трагизма человеческой жизни в чистом виде.
Неточные совпадения
Городничий. Я бы дерзнул… У меня в доме есть прекрасная для вас комната, светлая, покойная… Но нет, чувствую сам, это уж
слишком большая честь…
Не рассердитесь — ей-богу, от простоты души предложил.
Охотно подавал подчиненным левую руку, охотно улыбался и
не только
не позволял себе ничего утверждать
слишком резко, но даже любил, при докладах, употреблять выражения вроде:"Итак, вы изволили сказать"или:"Я имел уже честь доложить вам"и т. д.
Но он упустил из виду, во-первых, что народы даже самые зрелые
не могут благоденствовать
слишком продолжительное время,
не рискуя впасть в грубый материализм, и, во-вторых, что, собственно, в Глупове благодаря вывезенному из Парижа духу вольномыслия благоденствие в значительной степени осложнялось озорством.
Только тогда Бородавкин спохватился и понял, что шел
слишком быстрыми шагами и совсем
не туда, куда идти следует. Начав собирать дани, он с удивлением и негодованием увидел, что дворы пусты и что если встречались кой-где куры, то и те были тощие от бескормицы. Но, по обыкновению, он обсудил этот факт
не прямо, а с своей собственной оригинальной точки зрения, то есть увидел в нем бунт, произведенный на сей раз уже
не невежеством, а излишеством просвещения.
Ему нет дела ни до каких результатов, потому что результаты эти выясняются
не на нем (он
слишком окаменел, чтобы на нем могло что-нибудь отражаться), а на чем-то ином, с чем у него
не существует никакой органической связи.