Неточные совпадения
Христианство не допускает
народной исключительности и
народной гордости, осуждает то
сознание, по которому мой народ выше всех народов и единственный религиозный народ.
В каком же смысле русское
народное православное
сознание верит в святую Русь и всегда утверждает, что Русь живет святостью, в отличие от народов Запада, которые живут лишь честностью, т. е. началом менее высоким?
У польских мессианистов, у Мицкевича, Товянского, Цешковского, было очень чистое жертвенное
сознание, оно загоралось в сердце
народном от великих страданий.
Мессианское
сознание народа может быть лишь плодом великих
народных страданий.
Без такого
сознания не может быть закала
народного характера.
Лишь утверждение
народного, имманентно-человеческого характера государства должно привести к тому высшему
сознанию, что государство — в человеке и каждый человек за него ответственен.
Взгляните же, что у нас делается в этом отношении — крестьяне освобождаются, и сами помещики, утверждавшие прежде, что еще рано давать свободу мужику, теперь убеждаются и сознаются, что пора развязаться с этим вопросом, что он действительно созрел в
народном сознании…
Исторический роман является в то время, когда
народное сознание обращается к воспоминанию прошедшей своей жизни, — под влиянием того же направления, при котором развиваются и сами исторические исследования.
Неточные совпадения
Помирятся ли эти трое, померившись, сокрушат ли друг друга; разложится ли Россия на части, или обессиленная Европа впадет в византийский маразм; подадут ли они друг другу руку, обновленные на новую жизнь и дружный шаг вперед, или будут резаться без конца, — одна вещь узнана нами и не искоренится из
сознания грядущих поколений, это — то, что разумное и свободное развитие русского
народного быта совпадает с стремлениями западного социализма.
Якобинцы и вообще революционеры принадлежали к меньшинству, отделившемуся от
народной жизни развитием: они составляли нечто вроде светского духовенства, готового пасти стада людские. Они представляли высшую мысль своего времени, его высшее, но не общее
сознание, не мысль всех.
Я, когда вышел из университета, то много занимался русской историей, и меня всегда и больше всего поражала эпоха междуцарствия: страшная пора — Москва без царя, неприятель и неприятель всякий, — поляки, украинцы и даже черкесы, — в самом центре государства; Москва приказывает, грозит, молит к Казани, к Вологде, к Новгороду, — отовсюду молчание, и потом вдруг, как бы мгновенно, пробудилось
сознание опасности; все разом встало, сплотилось, в год какой-нибудь вышвырнули неприятеля; и покуда, заметьте, шла вся эта неурядица, самым правильным образом происходил суд, собирались подати, формировались новые рати, и вряд ли это не
народная наша черта: мы не любим приказаний; нам не по сердцу чересчур бдительная опека правительства; отпусти нас посвободнее, может быть, мы и сами пойдем по тому же пути, который нам указывают; но если же заставят нас идти, то непременно возопием; оттуда же, мне кажется, происходит и ненависть ко всякого рода воеводам.
Доказывая расстройство
народной жизни, он тем самым доказывает несостоятельность и самой государственной системы, тем более что бедственное положение народа имело, по собственному
сознанию историка, печальное влияние и на государственную славу России.
Все эти факты убеждают нас, что тогдашним административным и правительственным деятелям действительно чуждо было, по выражению г. Устрялова («Введение», стр. XXVIII), «то, чем европейские народы справедливо гордятся пред обитателями других частей света, — внутреннее стремление к лучшему, совершеннейшему, самобытное развитие своих сил умственных и промышленных, ясное
сознание необходимости образования
народного».